Дар Прозерпины
Шрифт:
– Возможно, а может, и нет. Кто даст гарантии? – Олег Петрович и сам числился среди «воскресших». – Во всяком случае я бы не искушал лишний раз судьбу. Хотя, если вам предначертано умереть от потопа, вы не умрете от жары или от чего-то другого. А это уже немало!
Здесь собеседников прервали крики Полетаева, подхваченные Захватько и Карпенко. Олег Петрович посмотрел вперед и увидел, что их плот несется по направлению к мосту, соединяющему Левобережье города с Правобережьем. Все бы ничего, но вода в реке настолько поднялась, что теперь между ней и проемом моста вовсе не осталось места, и крыша, на которой они до сих пор находили спасение, неминуемо должна была бы разбиться, столкнувшись с мостом. Паника милиционеров передалась и остальным «сидельцам» плота. Все вскочили со своих мест, Кирилл Матвеевич обнял жену и закрыл ей ладонью глаза: «Ничего,
– Ой, хоть бы вода переплеснулась через мост и нас пронесло над перилами! Господи, я буду так благодарен Тебе за это!
Захватько и Карпенко поняли, что они со своими шестами делу не помогут, и теперь смотрели вперед во все глаза, надеясь, как и остальные, только на чудо. А всегда идеологически выдержанный Иван Петрович Полетаев с дрожью в голосе, которую и не пытался скрыть, пролепетал: «Да, единственное верное учение марксизм-ленинизм тут не поможет, осталось только молиться».
Архивариус Алексей и вор Максим, с трудом преодолевая многочисленные препятствия на пути к мосту, уверенно приближались к долгожданной спасительной переправе. По мосту проносились потоки воды, плавали какие-то ящики, оранжевые апельсины, сейчас похожие на каких-то инопланетян. Перед самим мостом образовался завал: здесь лежал поверженный на бок ларек с мороженым, на который обрушился фонарный столб. Сюда еще прибило пару раскидистых деревьев и какую-то бытовую мелочовку: стулья, настенные часы, комод с распахнутыми дверцами, гладильную доску и полки. Странно, откуда все это могло взяться здесь, на мосту?
Вода и сверху, и снизу постаралась на славу, сделав все эти предметы скользкими и противными.
Через завал лезли люди, иные уверенно и стремительно преодолевали его, словно и не замечая, пожилые же и немощные долго-долго карабкались, пока не оказывались с другой стороны. Максим и Алексей помогли перебраться какой-то пожилой женщине, что-то все время прятавшей в своем узелке, который постоянно ускользал у нее из рук, но она никак не хотела его оставить. Наконец завал был преодолен, и теперь оставалась самая трудная часть – под шквальным ветром перебраться на другую сторону моста, к спасительным холмам. Мост был длинный, протяженностью, наверное, около километра. Ясное дело, не все, искавшие спасение на другом берегу, смогут туда благополучно добраться. Естественный отбор. Выживут наиболее сильные и удачливые.
С великим трудом, держась за ограду, компаньоны преодолевали метр за метром. Максим начал отставать, ему мешал груз за спиной и карманы, набитые золотом.
– Да выбрось ты этот рюкзак! – крикнул ему Алексей, обернувшись и увидев, что его товарищ отстает.
– Не могу, ты же знаешь! Мои руки не слушаются меня!
– Давай помогу тебе!
– Нет, исключено. Не могу, и все. Хватит об этом. Пойдем, пойдем, авось и так доберемся.
Архивариус видел, как поминутно пребывает вода, и если раньше между вздувшейся рекой и аркой моста был какой-то запас пространства, то теперь потоки периодически захлестывали мост, снося и людей, и предметы, и деревья. «Только бы река не поднялась еще выше, иначе нас уже ничего не спасет», – подумал архивариус. Алексей и Максим что есть силы продвигались вперед, но когда, казалось, до противоположного берега оставалось каких-то метров двести, вода, словно решив показать, кто здесь хозяин, стала резко прибывать. Сначала потоки разбивались в брызги о перила, которые немного защищали беглецов, но потом река поглотила и их. Струя невиданной силы свалила архивариуса и вора, они оказались с другой стороны моста, но смогли удержаться за перила и теперь беспомощно барахтались в воде, призывая кого-нибудь на помощь. Но помощи ждать было неоткуда, других горемык, бредущих по мосту, смыло той же волной и теперь, в отличие от них, уносило куда-то в пенную, мутную, дождливую даль.
Напрягая последние силы, Алексей и Максим умудрились подтянуться к перилам так, что стало возможно взобраться на них. Как хорошо, что перила большие и плоские. Архивариус вспомнил картинку из далекого детства, когда он любил пройтись по ним пешком, его за руку держала мама, в то время как он уверенно топал своими маленькими ножками в сандалиях на босу ногу. Тогда он предположить не мог, что через два десятка лет от этих самых перил будет зависеть его жизнь.
Карабкаясь словно обезьяны, с трудом удерживая равновесие, сопротивляясь потоку, Алексей и Максим взобрались на перила
На другом берегу неожиданно заиграла музыка. Неужели это уцелевшие оркестранты на холме играют сбор тем, кому удалось уцелеть в потопе? Алексей еще быстрее припустил вперед. У самого конца моста предательский отбойный вал, образовавшийся в результате столкновения реки с каким-то непокорным фонарным столбом, все-таки смыл его с перил, но до берега оставалось всего-навсего пару метров, которые он преодолел, несколько раз энергично взмахнув руками…
…Максим, оказавшийся ввергнутым в пучину вод, сначала плохо понял, что с ним произошло. Он не чувствовал ни боли, ни страха. Все случилось столь стремительно, что он не уразумел, как именно. До его сознания стало медленно доходить, что сейчас он в воде, которая сомкнулась над ним, и что-то неумолимо тянет его все глубже вниз. То ли течение, то ли собственный вес, увеличенный многократно содержимым рюкзака, который он безуспешно пытался скинуть, и карманов, которые, сколько он ни опустошал, все время наполнялись заново с удвоенной силой. Максим поднял голову. Светлые блики, мерцавшие на поверхности, постепенно мутнели. Толща воды, разделявшая его и поверхность реки, увеличивалась. Он предпринял отчаянную попытку сбросить с себя куртку с рюкзаком, с которыми шел на дело, но ничего не вышло, руки не слушались.
– Ты добился, чего хотел, у тебя есть золото. Счастлив ли ты? – совсем близко от уха раздался знакомый нервирующий тембр домового Ивана Ивановича.
Максим силился ответить, что ему ничего не надо, только бы спастись, тогда он уж точно начал бы другую жизнь, устроился на завод и даже, может статься, завел бы жену. Только бы выбраться на поверхность! Но, как ни силился, сказать Максим ничего не мог – кругом вода, а дыхание на исходе. Он так и не увидел самого собеседника. Бывший вор посмотрел последний раз наверх, где затухал мерцающий свет, и смирился с неизбежным…
Пристроившись на огромных ветвях могучего дуба, возле реки сидел Иван Иванович Иванов и что-то записывал настоящим гусиным пером себе в блокнот, который тоже был не совсем обычным, а скорее напоминал стопку старинной бумаги с вензелем в правом верхнем углу. Временами он задумчиво глядел вдаль на дождевую завесу, закрывал глаза, причмокивал губами, снова писал. Иногда поднимался со своего места и комментировал происходящее. «Вот оно! Настоящее бедствие постигло город, все погружается в пучину вод…» Поэтично? Нет, не очень. Может, сначала стоит набросать несколько строк к будущему мифу «О поединке Пифона с Ариохом»? Или лучше «О сражении великого князя Пифона с неразумным Ариохом». Нет, акцент в названии нужен более сильный. Скажем, «О победе великого и благородного князя Пифона над неразумным и своенравным Ариохом». Уже лучше. Кроме того, событие это в исторической перспективе, конечно, более значимое, чем затопление какого-то города, который не являлся столицей не то что великой империи, но даже удельного княжества.
Как раз в это время река поглотила мост. Вода моментально смыла несколько десятков человек и снизу до Пифона донеслись истошные предсмертные крики:
– Помогите! Кто-нибудь! Спасите!
– Тону!
– А-а-а!
– Иван Иванович, спасите, умоляем…
На завале, образованном ларьком, в котором когда-то очень бойко шла торговля мороженым, и упавшим фонарем с зацепившимися деревьями, удалось удержаться небольшой группе граждан. Они изо всех сил умоляли Ивана Ивановича прекратить их муки. Однако мольбы тонущих мало трогали Главного распорядителя. С нежной улыбкой на устах он взирал с дерева на их страдания. Дождь и ветер обходили Иванова стороной и нисколько не мешали его литературным изысканиям.