Дар Седовласа, или Темный мститель Арконы
Шрифт:
Встретил боярин путников хлебом-солью, накормил, напоил да уложил почивать. Наутро, после не менее сытного завтрака, стали хозяин да жена его молодая расспрашивать гостя: откуда идет, далеко ли путь держит. Все им интересно, места Черниговские глухие. Бывает, иная весть сюда много недель спешит-торопится, да никак не доберется.
Хозяйка пошла за Стоича не то чтоб по любви, а по жалости, да из благодарности. Как-то отбил ее боярин у лихих людей. Не убоялся шестерых, а сам был один, да израненный — так женщина и осталась с ним весны коротать. Жили тихо, с соседями ладили, мужиков Стоич судил-рядил по справедливости. И все бы ничего, да вот каждое лето с середины Кресеня до самого Китовраса [37] повадился кто-то на поля посевы топтать, траву мять. Селу убыток, боярину разор сплошной. Терпели, терпели селяне, да и к Стоичу: «Коли владеешь нами — оборони луга и поля!». Делать нечего — как
37
[37] Китоврас — существо, напоминающее кентавра, славянское название зодиакального Стрельца
Приметил Стоич стадо. Чай, не в первый раз врага выслеживать. Но больно чудной супостат оказался. Вежливо попросить непрошеных гостей: «Поищите, мол, иные нивы!» — боярин не решился, может, соседа подставить не хотел, а может испугался впервые.
— Правильно сделал, — отметил Баюн, — В брачную пору и кобылы, и люди одинаково твердолобы.
Вот тогда, чтобы отплатить Стоичу добром за хлеб, за соль, за заботу и ночлег, словен вызвался уладить дело. Кот отговаривал человека. Но если волхв уперся — никакой гамаюн не переспорит. Ругивладу и самому было интересно посмотреть на живого полкана. Много он слышал о загадочных созданиях, а видеть доселе не приходилось.
Ну, и свиделись, будь они неладны!
— Еще бы немного, и череп расколол, злодей!
Теленок нетерпеливо бил о землю копытом и неуклюже чесал левой нижней пятерней затылок, в правой верхней лапе у существа была увесистая дубина. Его мамаша отгоняла надоедливых насекомых хвостом и застенчиво прятала глазки.
Некоторое время спустя Ругивлад угощался дарами леса и пил во славу отца этого семейства. Пировали под сенью старого морщинистого вяза, вооружившись по случаю знакомства парой кружек с полведра, не меньше. Особенно усердствовал старик, тогда как герой незаметно сливал драгоценную брагу в сторону. Нижней частью старейшина стада походил на мерина-тяжеловоза, но верхней части необъятного туловища позавидовал бы сам Муромец. На мощную грудь кентавра спускалась окладистая тронутая сединой борода. Густые нечесаные космы верховного полкана охватывал серебряный венец. На лошадиных «коленях» хозяина красовался шитый златом том.
— Ты, мил друг, прости мого маленького! Зашиб он тебя по глупости. Думал — охотник. Бабам, когда телятся, нужен покой. Моя старуха еще ничего, а молодняк просто бесится. А ты, знать, неспроста искал встречи?
— Еще бы. Сам напросился… — украдкой словен посмотрел на меч.
Парой верхних лап Полкан бережно держал клинок, разглядывая таинственную руническую надпись. В правой нижней лапе у старейшины была кружка, а левой — он листал страницы.
— Пустяки! — улыбнулся в бороду Полкан, не поднимая глаз, — До свадьбы заживет.
— До свадьбы, конечно! — согласился волхв, хотя предчувствовал, не видать ему Ольги, как своих ушей.
— Эй, мать! У меня пусто!
На зов папаши прискакала старшая жена. Как и прежде, красуясь пышными грудями пред человеком, она буквально гарцевала под сладострастные взгляды сородичей, что паслись неподалеку… Но кобыла была не про них, пока вожак в силе.
— Когда я не прав, так и говорю! Мне жаль, что пострадали поля твоего друга. Больно травы хороши! — продолжил Полкан, протягивая гостю его оружие рукоятью вперед, — Занятная, кстати, вещица! Помнится, встречал я уже героя с этой штуковиной. И звали его… Вот память-то дырявая… Кажись, Персом? А может, Арсом? Перием? Арсием? Ну, не важно! Жизнь его была ярка, но коротка. Вел он роды свои из-за южных гор в нынешние киянские, тогда киммерийские степи, и всяк склонялся пред этим мечом. Хотя сперва то был клинок подземного Эрмия. Чую, и погиб герой из-за меча своего.
Разминая суставы разом на всех четырех мощных, как у сельского костоправа, ладонях, Полкан сладко зевнул и продолжил:
— Не советовал бы вот так запросто носить это проклятое всеми богами оружие. Надпись на нем лжива. Железо смочено ядом Медузы.
— А кто таков этот Эрмий? [38] — спросил Ругивлад, подозревая недоброе.
— Надо ж!? Дожил-таки я, старый, до счастливого дня, когда имя это ни о чем не говорит! Хвала Великой Кобыле! Ну, если тебе и впрямь интересно — слушай сюда… Эрмий в прежние времена был вельми знаменит в той южной стране, которая населена ромеями. Люди приносили требы к каменным грудам, считая, что от них нарождаются ребятишки, и потому груды сии именовали эрмами. Порушить столпы считалось ужасным святотатством и могло иметь роковые последствия. Ну, да речь не об том… Сам бы Эрмий от этого обрезания не пострадал. Он никогда не был евнухом. Полный лукавства и вожделений бог тешился с самой Афродитой. Вы ее то Ладой, то Прией кличете. А сынка от потехи той Купидой назвали.
38
[38] Эрмий,
— Вон, в стольном-то граде Киян, говорят, храм стоял, — поддержал разговор Ругивлад. — Владимир ихний большой любитель до баб и девок. До тысячи баб у него выходило, для услады уд, стало быть, да и жен семь-восемь было, кияне считать устали. Ему ли богине любви честь не воздать? С размахом отгрохал, да беда, пришлось сносить. Больно уж сестра кесаря ромейского приглянулась, да и честь царская — не каганская. Ромеи уперлись — ломай хоромы Ладины, и без того бабу ромейскую не отдавали никак, хоть умри.
— Да, кто ж устоит-то, когда хочется… — рассмеялся Полкан. — Вот и я, как видишь, не сумел, — молвил Полкан, кивнув на свое семейство, — Особенно неистово проказил Эрмий по весне. И всяк, кто бесится в эту пору в пляске на траве или в постели обязан ему. И зверь, и человек! Ведь он не разбирает — у кого копыта, а у кого персты.
— Но, по-моему, у тебя, почтенный Полкан, есть и то, и другое! — возразил кентавру словен.
— В том-то и дело. Дый, что правил богами в ту пору, говорит Эрмию: «Нет у тебя власти над полканами, они — не скотина какая-нибудь!» А тот ему в ответ: «Коль с хвостом — все одно скотина». Вот тогда племя наше его и возненавидело. Видано ли, чтоб полкан тянул ярмо? Что мы, бараны? Ах, да! Помнится, освежевал он как-то раз кучерявого, и, ну, на шкуре той золотом чертить… Слыхал поди? Из-за руна такая котовасия случилась — аж подумать страшно. Словом, ромеи препоручали скотьему богу стада, а коль недостача — украсть у соседа милое дело. И не было лучшего ворюги, чем Эрмий. Ему это — раз плюнуть! Прикажет Луне не светить — и ничего ты с ним не поделаешь в потемках, потому как он еще и Лунный бог. И через это дело, — кентавр поднял кверху палец, — на всех баб сильное влияние имел — и на тех, что с хвостом, и на тех, которые о двух копытах, бесхвостых. Подружиться с Эрмием можно, и дружба его, слыхал, счастье приносила. Как сейчас — не знаю. Он ведь случай может и так, и эдак повернуть. Скачешь, бывало, по нивам раздольным, орешь во все горло: «Жизнь прекрасна!», а он тебе камень под копыта сунет — и не заметишь… Так что, иная дорога зеркалом, а бывает — скатертью. Сам Эрмий непредсказуем, когда добр — то справедлив и судит по чести, и в бедах великих — он первейший покровитель. Но можети такую пакость сотворить — век не отмоешься! Запорошит глаза или усыпит вовсе — это для него тоже пустяковина. Но особенно нужна помощь Эрмия, коль надо кому отмстить, немало героев погибло с его легкой руки, хитростью да обманом никому не сравниться с этим поганцем.
Тут к ним приблизилась девочка-телушка — пятнистые бока, покачиваясь, придавали походке особое очарование:
— Деда! А что такое «поганец»? — спросила она нежным голоском.
— Где твоя мать!? — рассердился Полкан, — Я же предупреждал, что рано дитям средь взрослых ошиваться. «Поганец», маленькая — это слово нехорошее теперь, князь-то киян все с ног на голову поставил, а народ его дурь подхватил с такой же дури.
На поляну, громыхая копытами, высыпало стадо полканских мужей. Кентавры были вооружены громадными, с косую сажень луками. Имелись и увесистые сучковатые дубины. Они что-то кричали на тарабарском языке, и герой ничего не понял, да и не пытался понять, он размышлял об услышанном. Волхва занимали старинные руны, которые создатель меча (Уж не Эрмий ли?) разместил на клинке.
— До сих пор он служил верой и правдою, а иного у меня нет. Выбирать не приходится! Но что же здесь написано? — поинтересовался волхв.
— Надпись оружие магией древних владык наделяет! А начертал на мече мастер безвестный: «Зло, доведенное до исхода, да воплотится во благо! Было оно концом — станет началом всему». Ложь! Никогда еще зло не рождало ничего путного!
— Что означает эта большая руна? — Ругивлад провел пальцем по странному знаку, напоминавшему Z.
— Не знаю? Да и руна ли? Скорее — знак ремесленника, — удивился в свою очередь мудрый Полкан, еще более внимательно рассматривая символ у основания клинка, которое оружейники обычно называют пятой, — Я бы не стал долго раздумывать, а вышвырнул бы железку куда подальше! Да чую, так просто от нее не избавиться. Меч всюду найдет тебя! Ведь, если это клинок Эрмия — помни, ты играешь в плохую игру с самим богом Смерти! Звали его ловкачом и изворотливым, докой и хитрым пролазой, звали его — быкокрад и сновидений вожатый, разбойник, подглядчик в двери да ночной соглядатай. Мало веселого в знакомстве с ним, хотя он плут, но в итоге Эрмий всегда смыкал мертвые очи у жертвы, чтобы вести ее сквозь врата к земным пределам. А назад возвращения нету!