Дар волка. Дилогия
Шрифт:
Ройбен же поймал себя на том, что смотрит на Лизу, которая неподвижно стояла возле камина, не сводя глаз с Элтрама. На ее лице нельзя было прочесть никаких эмоций, кроме, пожалуй, настороженности. А в мыслях у нее сейчас могло быть все что угодно.
— Маргон, — сказал Элтрам, — я расскажу Марчент все, что знаю сам.
— Вы научите ее пробуждать память о ее материальном «я», — ответил Маргон. — А это не что иное, как попятное движение — укрепление эфирного тела для воссоздания утраченного материального тела, возврата к материальному существованию.
— Оно
— Да нет же, вы вполне материальны, только материя эта особого рода, только и всего! — возразил, распаляясь, Маргон. — Вас раздирает желание быть видимыми в нашем мире, этого вы хотите больше всего.
— Это неправда, — ответил Элтрам. — Как же мало вам известно о нашем истинном существовании!
— Я вижу, вы раскраснелись, — колко заметил Маргон. — О, с каждым разом это удается вам все лучше и лучше.
— Стремиться лучше делать то, что умеешь, свойственно всем, — кротко ответил Элтрам, чуть ли не умоляюще взглянув на Маргона. — Почему мы должны отличаться в этом от вас?
Феликс с несчастным видом глядел в стол, не поддерживая ни одного из собеседников.
— Так что же? По-вашему получается, что лучше будет оставить Марчент дальше страдать, не понимая, что с нею происходит, — вмешался, потеряв терпение, Ройбен, — и надеяться, что она рано или поздно навсегда погрузится в дремотное состояние? Какая разница, как это назвать или что на этот счет думает наука? Ведь ее разум уцелел, так? Она Марчент, она здесь, и она страдает.
Феликс молча кивнул.
— Не исключено, что, пребывая в дремоте, она способна видеть небесные врата, — сказал Маргон. — Не исключено также, что, сосредоточившись на материальном аспекте своего бытия, она уже не сможет разглядеть их.
— Что, если эти врата ведут в небытие? — спросил Ройбен.
— Вот и мне так кажется, — подхватил Стюарт. — Белый свет — это вспышка от энергии, которая выделяется при дезинтеграции духа. Такие вот получаются врата на небеса. Ничего другого мне в голову не приходит.
Ройбен зябко поежился.
Маргон посмотрел через длинный стол на Элтрама, который, прищурившись, рассматривал его так, будто пытался разглядеть в нем что-то такое, для чего у него не находилось слов.
Сергей, молча слушавший всю эту перепалку, громко и очень красноречиво вздохнул.
— Знаете, что я думаю? — спросил он. — Я думаю, что этой ночью мы уедем отсюда — Маргон, я и волчата. Уедем на охоту. Феликс останется заниматься подготовкой к празднику. А Элтрам и Лесные джентри — своими делами.
— По-моему, прекрасная идея, — отозвался Феликс. — Вы и Тибо увезете отсюда ребятишек. Пусть поохотятся вдосталь. А вы, Элтрам, знаете, что, если вам понадобится от меня какая-то помощь, — я всегда к вашим услугам.
— Вы знаете, что мне нравится, — улыбнулся Элтрам. — Позвольте нам поужинать
— Поужинать… — фыркнул Маргон.
Феликс кивнул.
— Наши двери открыты для вас, мой друг.
— Мне тоже кажется, что увезти мальчиков отсюда — очень хорошая мысль, — сказал Элтрам. — Пусть Ройбен уедет. Тогда у нас будет гораздо больше возможностей найти взаимопонимание с Марчент.
Он медленно поднялся, отодвинув кресло ногами и не опираясь руками ни на стол, ни на подлокотники. Ройбен обратил на это внимание и в очередной раз изумился росту Элтрама. Шесть футов шесть дюймов, прикинул он. В нем самом было шесть футов три дюйма, Стюарт был выше его ростом, а Сергей — еще немного выше.
— Благодарю за то, что вы пригласили нас, — сказал Элтрам. — Вы не представляете себе, насколько высоко мы ценим вашу благосклонность, ваше гостеприимство и само ваше приглашение в дом.
— Интересно, сколько Лесных джентри сейчас находится в этой комнате? — вновь вступил в разговор Маргон. — Сколько вас шляется по дому? — Он совершенно откровенно грубил. — Интересно, намного ли лучше вы видите, когда лепите для себя материальное тело, когда напитываете элементарные частицы своими слабыми электрическими полями и сужаете поле зрения до тех пределов, которые допускают эти изумительные зеленые глаза?
Элтрам опешил. Он отступил от кресла, продолжая смотреть на Маргона и мигая при этом, как будто Маргон излучал ослепительный свет. Потом свел руки за спиной.
Ройбену показалось, что Элтрам что-то прошептал — совершенно беззвучно.
Послышались негромкие частые хлопки, по комнате пронесся ветерок, заставивший заметаться огоньки свечей и пламя в камине, а потом вокруг снова сомкнулась полутьма, в которой постепенно проступало множество человеческих фигур. Ройбен, отчаянно моргая, смотрел по сторонам и пытался разглядеть их яснее, но они проявлялись сами собой — множество женщин с невероятно длинными волосами, и детей, и мужчин в таких же замшевых нарядах, как и у Элтрама, большие, маленькие, среднего роста, самые разные; они уже заполнили всю комнату и находились и перед Ройбеном, и за спиной Ройбена, и по сторонам, и в углах.
У Ройбена закружилась голова, он ошалел от суеты, жестов, неразборчивого шепота множества голосов, сливавшихся в ровный гул, похожий на жужжание насекомых вокруг цветочной клумбы в разгар лета, он пытался уловить ту или иную из мелькавших перед ним бесчисленных деталей — длинных огненно-рыжих волос, белокурых волос, седых волос, взглядов, чуть ли не физически сталкивающихся над столом, испуганно трепещущие огоньки свечей и даже руки, прикасающиеся к нему, похлопывающие его по плечам, треплющие его щеки, гладящие его по голове. Ему казалось, что он вот-вот лишится чувств. Все, что он видел, казалось вполне материальным, живым, и все же с каждым мгновением пульсация окружающего ускорялась, как будто стремилась к некоему апофеозу. Стюарт, сидевший напротив него, сдвинув брови и приоткрыв рот в беззвучном стоне, одурело крутил головой.