Дар волка. Дилогия
Шрифт:
— Билли, я обязательно напишу ее, когда найду Джима. Сейчас просто-напросто никто не знает, где он находится. О, господи! Я не могу сейчас говорить.
— С вами-то что случилось?
— Ничего. Я перезвоню вам. — Не мог же он сказать редактору, что вдруг вспомнил о лежавшем в багажнике его «Порше» зеленом мешке для мусора, набитом деньгами.
И все это время он беззаботно бросал машину на стоянках Сан-Франциско и Кармила!
В четверг он рано утром, еще до рассвета, выехал в Сан-Франциско и оказался в канцелярии прихода Святого Франциска Губбийского, как только она открылась.
— Мисс Молли, — сказал он пожилой секретарше, выложив на ее
— Ну, да, Ройбен, ничего больше сказать вы не можете, — двусмысленно ответила она, даже не поднимая на него взгляда, и тут же потянулась к телефону. — Я звоню в банк.
«Проклятье, я ведь репортер, — подумал Джим, выйдя на улицу. Он старательно поддерживал в себе надежду и молился за то, чтобы найти Джима в церкви. — Никто не сможет заставить меня выдать мои источники. А Джима нигде нет». Позвонив Грейс, он убедился, что да, он так и не объявлялся. Его слова о том, что он останется в «Фейрмонте», очень обрадовали мать.
Он лег поспать, но вскоре после полудня его разбудил звонок от Феликса.
— Послушай, я знаю, что у тебя пропал брат и ты очень тревожишься, — сказал он, — но все же не мог бы ты сейчас вернуться домой?
— Зачем? Что случилось?
— Ройбен, сюда пришла девочка. Сказала, что убежала из дому и хочет видеть тебя. И ни с кем, кроме тебя, не хочет говорить.
— О боже, это, конечно, Сюзи Блейкли! — воскликнул Ройбен.
— Нет, это не Сюзи, — ответил Феликс. — Этой девочке лет двенадцать. Англичанка. Во всяком случае, говорит с очаровательным английским акцентом. Ее зовут Кристина. Она настоящая леди, пусть еще маленькая, но все же плачет с тех пор, как вошла в дом. Она промокла, как котенок, выброшенный на улицу! До Нидека она добиралась на автобусах с четырьмя пересадками, а здесь ее нашли Лесные джентри, когда она со своим рюкзачком брела по дороге. В туфельках из лаковой кожи. Элтрам привел ее к нам, и мы как можем стараемся успокоить ее. Она была здесь на Зимнем пиру, то есть на рождественском приеме, и я даже вспомнил, что видел ее с учительницей, но свою фамилию она не говорит.
— Подождите… Я знаю, о ком вы говорите. Учительница, ее мать, в деревне ходила в очень красивой старомодной шляпе. Блондинка с длинными волосами.
— Да, она самая. Приезжала с целым классом из Сан-Рафаэля. Но что именно была за школа, я не знаю. У нее была не только шляпа замечательная, но еще и очаровательный винтажный костюм от Шанель. Незабываемая женщина. Очень симпатичная. Ройбен, так что это за девочка?
— Феликс, пожалуйста, скажите ей, чтобы не беспокоилась, что ее никуда не отправят. И позаботьтесь о том, чтобы она сама не ушла. Скажите ей, что я еду и постараюсь нигде не задерживаться.
30
Ройбену показалось, что никогда еще дорога из Сан-Франциско в Нидек-Пойнт не отнимала у него столько времени. И всю дорогу он молился, чтобы это оказался тот самый Божий дар Джиму, о котором он сразу подумал.
Когда он подъехал к дому, бросил автомобиль у парадного входа и взбежал по ступенькам крыльца, уже совсем стемнело.
Кристина оказалась в библиотеке; чопорно выпрямившись, она сидела на честерфильдовском диване у камина. Ей предлагали поужинать, хотя Лиза заранее сказала, что ребенок к еде не притронется. А сейчас Кристина снова плакала, комкая в руках насквозь промокший носовой платочек.
Она была изящной и даже хрупкой, тонкой
— Очаровательное существо, — сказала Лиза. — Я приготовила ей спальню на втором этаже, но, если вы решите, можно будет забрать ее в наше крыло.
Когда Ройбен вошел, девочка не подняла на него глаз. Он осторожно опустился на диван рядом с нею.
— Кристина Мейтленд? — шепотом спросил Ройбен.
— Да! — ответила она, удивленно уставившись на него. — А вы меня знаете?
— Полагаю, что да, — ответил Ройбен. — Но почему бы тебе самой не рассказать о себе?
Несколько секунд она сидела неподвижно, а потом рухнула на диван и забилась в рыданиях. И тогда Ройбен просто взял ее на руки, обнял и долго так держал. Она повернулась и, продолжая всхлипывать, прижалась лицом к его груди, а Ройбен через некоторое время погладил ее по голове и заговорил с нею.
Ему кажется, что он знает, кто ее мать, ласковым голосом сообщил он, и, если он не ошибается, ее зовут Лоррейн.
— Да, — ответила девочка слабым срывающимся голоском.
— Смело можешь рассказать мне все. Я на твоей стороне, деточка. Договорились?
— Мамочка говорит, что мы с братом никогда не сможем поговорить с папой, не сможем рассказать ему о себе, но я знаю, что папе этого хотелось бы!
Ройбен не стал задавать очевидного вроде бы вопроса — кто же твой папа? — а просто кивнул: продолжай.
И тут она разговорилась, рассказала о том, как захотела увидеть папочку, как убежала для этого из своего дома в Сан-Рафаэле. Ее брату-близнецу до папы нет никакого дела. Джейми «независимый». Джейми всегда был «независимым». Джейми папа вовсе не нужен. А ей нужен. Очень-очень нужен! Она видела папу на рождественском празднике и знает, что он священник, но он все равно ее папа, ей нужно всего лишь посмотреть на него, правда-правда, очень нужно. А потом в новостях рассказывали о ее папе страшные вещи, что кто-то пытался убить его. Что, если папа умрет, а они так и не поговорят, и он вовсе не узнает, что у него есть дочка и сын? Можно ей остаться здесь, пока папа не найдется? Я все время, все время молюсь, чтобы он нашелся.
Она дрожащим голосочком рассказывала Ройбену свои мечты. Она будет жить в Нидек-Пойнте. Здесь ведь найдется для нее маленькая комнатка, правда? А она не будет причинять никакого беспокойства. Будет ходить в школу. Будет делать все, что нужно, чтобы не даром есть хлеб. Жить она будет здесь, в этом доме, если здесь найдется для нее хоть чуточку места и папочка будет видеться с нею и будет очень рад видеться с нею и знать, что у него дети-близнецы, девочка и мальчик. Она точно знает, что он будет рад. Она сможет жить здесь и тайно видеться с ним, и никто не узнает, что у священника дети-близнецы. А она никогда никому ни слова об этом не скажет. Только бы для нее нашлось хотя бы крошечное, крохотусенькое место, каморочка хоть на чердаке, хоть в подвале, хоть вместе со слугами, там, в боковом крыле. Во время праздника им устроили небольшую экскурсию, и она видела то крыло, где живут слуги. Может быть, там найдется совсем маленькая, малюсенькая комнатка, в которой больше никто не хочет жить? И помощи она никакой, ни у кого не просит. Вот если бы Ройбен сказал папочке, просто сказал…