Дар волка
Шрифт:
Это было лучше всего.
Ройбен сказал, что приедет к Стюарту в любое время, когда только можно. Хоть во вторник с утра.
И наконец Грейс спросила, не возражают ли он и Лаура, если она, Фил и Джим приедут к ним поужинать?
Ройбен был вне себя от радости. Теперь, когда он научился контролировать Дар Волка, ему было нечего бояться. Он так хотел этого!
Весь понедельник он и Лаура готовились к завтрашнему ужину в величественной столовой дома.
Нашли скатерть для стола, огромный кусок ткани, обрамленный старинными кружевами, обеденные салфетки с вышитым вензелем «Н», достали кучу столового серебра с красивой гравировкой.
Грейс и Фил были очарованы домом, но, как и предсказывал Ройбен, Фил просто влюбился в это место. Он перестал реагировать на слова, и просто бродил по дому, сам по себе, что-то бормоча под нос, проводя руками по стенным панелям, дверным косякам, полированной поверхности рояля, морщинистым листьям развесистого фикуса, кожаным обложкам книг в библиотеке. Надел толстенные очки, разглядывая резные фигурки на охотничьих столах и камин в средневековом стиле.
Из комнат на втором этаже его пришлось буквально за руку выводить, когда все уже изнемогали от голода. Но Фил продолжал глядеть по сторонам, перешептываясь с домом, общаясь с ним, и совершенно не обратил внимания, когда Грейс завела разговор о вполне очевидной стоимости содержания такого жилища.
Ройбен был заворожен и обнимал Фила снова и снова. Фил оказался в доме своей мечты. «И секунды бы не раздумывал, скажи мне жить здесь», — тихо сказал он. Фил выглядел так, будто всегда жил здесь, в своем мятом твидовом пиджаке, с длинными, неухоженными седыми волосами. То и дело смотрел на Ройбена, улыбаясь с любовью.
— Сын, это твоя судьба, — сказал он.
Грейс принялась говорить о том, что такие дома устарели, что их повсюду превращают в музеи, больницы и коммерческие помещения. Она выглядела прекрасно, как всегда, с обрамляющими лицо рыжими волосами естественного цвета, лишь слегка подкрасив губы. Ее лицо было очень выразительно. Черный шелковый брючный костюм выглядел совершенно новым, а по случаю семейного ужина она надела жемчужное ожерелье. Но, несмотря на все это, она выглядела уставшей и измотанной и внимательно глядела на Ройбена, вне зависимости от того, кто в данный момент говорил.
Джим вступился за дом, сказав, что Ройбен никогда не был особенно расточительным. Путешествовал экономно, останавливаясь в самых дешевых отелях, ездил в поездах вторым классом, поступил в местный университет, а не в какой-нибудь колледж из «Лиги Плюща», где покруче. Самой экстравагантной его просьбой, за всю его жизнь, была просьба подарить ему «Порше», когда он защитил диплом, и он все еще ездит на той же машине спустя три года. Он никогда не запускал руку в трастовый фонд, оформленный на него, и уже не первый год жил, расходуя где-то половину от своих доходов. Да, дом будет дорог в содержании, но они же не станут, к примеру, отапливать его целиком и каждый день, так ведь?
В конце концов, сколько можно Ройбену жить с родителями? Да, дом недешев. Но будет ли дешевле купить новый или отреставрированный викторианский дом в Сан-Франциско?
Грейс выслушала все это, вежливо кивая. Джим промолчал о том, что сам он отказался от трастовых фондов в пользу семьи, сразу же, как стал священником, так что, по сути, имеет ли он право голоса в таких вопросах?
Джим бросил медицинский колледж, чтобы стать священником, и его обучение в Риме обошлось недорого в сравнении с учебой на врача. Семья сделала большие пожертвования церкви после его рукоположения в сан,
Ройбен вообще не обращал внимания на эти разговоры. Он ни на минуту не забывал о Феликсе, о том, что Феликс имеет моральное право заявить права на дом. Горько было подумать о самой возможности потерять этот дом, но это была наименьшая из его проблем. Сейчас Ройбена интересовало лишь то, что он узнает, встретившись со Стюартом.
А что подумает Стюарт, когда сам узнает, кто он теперь такой?
Может, ничего и не случится. Разве не говорил Маррок, что все происходит по-разному? Да, надежда, но слабая.
Больше всего сейчас Ройбен был рад, что вся семья собралась в его доме, что их голоса наполнили большую полутемную столовую, что отец был рад, не скучал здесь. Так хорошо, так хорошо слышать всех их тут.
Ужин удался на славу — жареное филе, свежие овощи, паста и огромное блюдо зеленого салата, простого и вкусного, как всегда у Лауры.
Лаура начала обсуждать с Джимом Тейяра де Шардена, и Ройбен понимал, дай бог, половину из того, что они говорили. Но видел, что они общаются с удовольствием. Фил улыбался Лауре очень приветливо. Когда он заговорил о поэзии Джерарда Мэнли Хопкинса, она слушала его очень внимательно. Грейс, конечно же, попыталась завести разговор на другую тему, но Ройбен с детства привык одновременно слушать два разговора. На самом деле, было видно, что Лауре понравился его отец. И его мать тоже.
Грейс спросила, какую пользу принесла теология хоть кому-нибудь, как и поэзия, если уж на то пошло.
На что Лаура ответила, что наука всегда полагалась на поэзию, в силу того, что все научные описания являлись метафорами.
Разговор принял неприятное направление лишь тогда, когда речь зашла о докторе Акиме Ясько. Грейс вообще не хотела обсуждать этот вопрос, но тут Фил пришел в ярость.
— Этот доктор хотел тебя объявить недееспособным, — сказал он Ройбену.
— Ну, на этом, собственно, разговор был окончен, не так ли? — сказала Грейс. — Поскольку никто, я подчеркиваю, никто даже близко не рассматривал такой возможности.
— Объявить недееспособным? — переспросила Лаура.
— Да, и насильно поместить в этот свой липовый центр реабилитации в Саусалито, — сказал Фил. — Я с самого начала понял, что этот парень — мошенник, сразу же, как его увидел. Чуть с лестницы его не спустил. Приходить к нам с такими бумагами.
— Бумагами? — переспросил Ройбен.
— Вот уж кто он, так не мошенник, — сказала Грейс, повышая голос, и они начали ругаться, пока не вмешался Джим. Он сказал, что да, действительно, этот доктор — отличный специалист в своей области, но дело совсем в другом, даже не в его попытке поместить Ройбена в больницу принудительно.
— Ладно, можно забыть о нем, — сказала Грейс. — С этим покончено, Ройбен. Мы просто слишком разные, я и доктор Ясько. И не скажу, что к несчастью.
И тем не менее она продолжила тихо настаивать на том, что это один из самых талантливых врачей, с которыми ей доводилось встречаться. Как плохо, что он слегка помешался на этой своей идее насчет вервольфов.
Фил фыркнул, бросив салфетку, потом снова взял ее, снова бросил, заявив, что этот человек — сущий Распутин.
— У него есть некая теория насчет мутационных изменений и мутировавших людей, — сказал Джим. — Но его дипломы не такие, какие должны быть, и мама очень быстро это поняла.