Дар волка
Шрифт:
Повисло молчание. Он уже подумал, что связь пропала, но Грейс снова заговорила, так, будто это кто-то чужой говорил ее голосом.
— Ройбен, почему ты вообще уехал в Мендосино? Что с тобой происходит на самом деле?
И как ему было ответить?
— Мама, не сейчас, прошу. Я здесь весь день просидел. Если сможешь, просто позвони врачу, просто предложи помощь, скажи, что имела дело с подобным случаем…
— Что ж, слушай. Тебе надо сделать последний укол, в курсе лечения бешенства. Завтра. Ты это помнишь, так?
— Совсем забыл.
— Ну, Ройбен, я тебе каждый
— Я постараюсь больше так не делать, клянусь.
— О'кей, тогда слушай. Мы собирались прислать к тебе медсестру, чтобы она укол сделала, но, если хочешь, я могу связаться с врачом из Санта-Розы, сказать ей, какой укол тебе сделать завтра утром, когда ты приедешь к этому мальчику. С этого можно начать разговор, и, если она сочтет, что может узнать от меня что-то полезное, что-нибудь, чем я могу с ней поделиться, что ж, поглядим, что получится.
— Мама, это было бы просто отлично. Ты у меня просто золото. Неужели и правда прошло двадцать восемь дней с той ночи?
Казалось, минуло столетие. Его жизнь изменилась, целиком и полностью. А прошло всего лишь двадцать восемь дней.
— Да, Ройбен, когда мой любимый сын с таким же именем исчез, и вместо него появился ты.
— Мама, я тебя просто обожаю. Когда-нибудь я смогу ответить на все вопросы и решить все проблемы, и тогда в наш мир вернется гармония.
Она рассмеялась.
— Вот теперь это похоже на моего Малыша.
И повесила трубку.
Он стоял рядом с машиной.
У него возникло странное ощущение, неприятное, но не ужасное. Он мельком представил себе будущее, как он сидит у камина в гостиной в Нидек Пойнт с матерью, рассказывая ей все. Представил их разговор, тихий, доверительный, то, что он рассказал ей обо всем, что она приняла это, предлагая ему в помощь все свои знания и умения, свою уникальную интуицию врача.
В том мире не было места доктору Акиму Ясько или кому-то еще. Только он и Грейс. Грейс, знающей, понимающей, помогающей ему понять, что с ним произошло. Грейс, которая была бы там.
Но это просто невозможно, все равно, что представить себе ангелов, во тьме ночи сидящих на спинке его кровати и охраняющих его сон.
Он представил себе мать во время этого разговора наедине, и она вдруг обрела зловещий вид, испугав его. В ее глазах был злобный блеск, а лицо ее было наполовину скрыто тенью.
Он вздрогнул.
Такого никогда не случится.
Это тайна, которой можно поделиться с Феликсом Нидеком, с Лаурой, на веки вечные, сколько бы это ни продлилось. Но с кем-то другим… кроме, наверное, этого острого на язык мальчишки с ярким взглядом и веснушками по всему лицу, ухмыляющегося, который сейчас был здесь, наверху, и поправлялся чудесным образом. Пора домой, к Лауре, домой в Нидек Пойнт. Никогда еще он не ощущал этот дом таким желанным убежищем.
Он нашел Лауру на кухне. Она готовила изрядное количество салата. Как-то говорила, что начинает строгать большой
Она сполоснула салат-ромен, вытерла листья бумажным полотенцем. Перед ней стояла большая квадратная деревянная чашка, где уже лежал нарезаный чеснок, политый маслом. Запах чеснока был прямо-таки дразнящим.
Наломав листья салата на куски, на один укус, она полила их оливковым маслом, так, что они заблестели. В чашке образовалась целая горка блестящих кусочков салата.
Дав Ройбену в руки деревянные ложки, попросила перемешивать салат, медленно, а сама начала всыпать в чашку мелко нарезанный зеленый лук, приправляя все травами — орегано, тимьяном, базиликом. Брала специи по щепотке и растирала в ладонях, распределяя их по чашке. Молотые травы прилипали к блестящим маслом листьям. Потом она добавила винного уксуса, Ройбен снова перемешал салат, и Лаура украсила его сверху тонко нарезанными ломтиками авокадо и помидоров. Достав из печки мягкий теплый багет, они принялись есть.
Газированная вода в хрустальных бокалах выглядела, словно шампанское.
— Тебе лучше? — спросил Ройбен. Никогда в жизни он не ел столько салата.
Она сказала, что да. Ела медленно, то и дело поглядывая на серебряную вилку в ее руке, недавно отполированную. Сказала, что никогда не видела такого старинного серебра, тяжелого, с глубоко отчеканенным рисунком.
Ройбен поглядел в окно, на дубы.
— Что-то не так? — спросила она.
— А что у меня «так»? Хочешь, скажу нечто ужасное? Я потерял счет убитым мною людям. Пора взять бумагу и ручку, чтобы сосчитать. Уже не помню, сколько ночей это продолжается, сколько ночей я превращаюсь. Надо было считать. Надо было записывать в тайный дневник все мелочи, которые я подмечал.
Ему в голову лезли странные мысли. Он понимал, что не может жить так дальше. Это практически невозможно. Интересно было бы оказаться в чужих землях, где нет законов и правил, где есть зло, за которым можно охотиться, в горах и долинах, где никто не станет считать, скольких ты убил, сколько ночей это продолжалось. Подумал об огромных городах, таких как Каир или Бангкок, об огромных странах, покрытых полями и лесами.
— Этот мальчик, — заговорил Ройбен после паузы. — Стюарт. Думаю, он справится. В смысле, похоже, он не умрет. Что еще может случиться, не знаю. Не могу знать. Если бы только я мог поговорить с Феликсом. Я так надеюсь на то, что смогу поговорить с ним.
— Он вернется.
— Я хочу остаться здесь сегодня. Остаться дома. Не хочу, чтобы наступало превращение. Или, если оно наступит, пусть я буду один, в лесу, так, как в Мьюирском лесе в ту ночь, когда встретил тебя.
— Я тебя понимаю. Ты боишься, боишься, что не сможешь контролировать это. В том смысле, что ты не хочешь оставаться наедине с этим.
— Я никогда и не пытался, — ответил он. — Какой стыд. Я должен попытаться. А утром я должен снова приехать в Санта-Розу.
Уже темнело. Последние лучи солнца на западе исчезали, переставая пронизывать лес, темно-синие тени становились все шире и гуще. Начался дождь, небольшой, блестя каплями, стекающими по стеклам.