Дар
Шрифт:
– Ты здесь из-за брата, - не спросил, а констатировал он.
– Да, - выдавила Энжи.
– Да, он для меня колдует… достает кое-что… и я не знаю, где он, но понимаю, что в беде, и хочу, чтобы он вернулся!
Она не заплакала и не сломалась (Марвин никогда не сможет сказать, что она из-за него плакала), но к этой грани подошла вплотную.
El Viejo сдвинул черные очки на лоб, и Энжи увидела, что он моложе, чем она думала (уж конечно, гораздо моложе Лидии), и что под глазами у него широкие белые полукружия. Она так и не узнала, были ли они естественными или нарисованными, но поняла, что от них его глаза кажутся больше и ярче - сплошь
– Я знаю твоего брата, - сказал El Viejo.
Энжи изо всех сил старалась держать себя в руках, пока он подходил ближе, улыбался ей, показывая зубы.
– Brujito… маленькая, маленькая ведьма, мы знаем. Мы с мамой видели, мы следим.
Он кивнул на старуху, которая с прихода Энжи не шевельнулась и не сказала ни слова. Энжи ощутила влажный, затхлый запах - точно картошка сгнила.
– Скажите, где он. Лидия говорила, вы поможете.
Вблизи Энжи увидела голубой отсвет на белой коже El Viejo и V-образный шрам на каждой щеке. На шее у него был узкий черный галстук, которого девочка поначалу не заметила. И почему-то мысль о том, что он каждое утро завязывает его перед зеркалом, напугала ее больше, чем что-либо другое. Теперь он улыбнулся во весь рот, показывая зубы. Она-то ожидала, что они будут желтые и от них будет вонять, но нет - все как один белые, ровные и настолько большие, словно плохо помещаются во рту.
– Tu hermano esta perdido [7], - сказал он.
– Пропал в четверге.
– В четверге?
Целая оглушительная минута ушла у нее, чтобы понять, и еще больше, чтобы выдавить слова:
– О Господи, он же вернулся вспять! Как с Миледи… он вернулся туда… когда письмо было еще у меня в рюкзаке. Показушник мелкий… Он застрял! Идиот, идиот, идиот несчастный!
El Viejo негромко хмыкнул и кивнул, но ничего не сказал.
– Вы должны за ним сходить, вернуть его оттуда, прямо сейчас… у меня есть деньги.
– Она отчаянно стала рыться в карманах.
– Нет, деньги мне не нужны, - отмахнулся от предложения El Viejo, рассматривая девочку глазами цвета спелых слив. Белые круги под ними выглядели реальными, а вот сами глаза - нет.
– Я тебя отведу, - добавил он.
– Мы вместе найдем твоего брата.
Колени у Энжи задрожали так, что стало больно. Ей хотелось согласиться, но это было просто невозможно.
– Нет. Я не могу. Не могу. Вы за ним сходите.
Тут El Viejo рассмеялся: раскатистым, поразительным рокотом Санта-Клауса, таким сочным и успокаивающим, что Энжи улыбнулась. И улыбалась, даже когда он подхватил ее и взял под мышку. К тому времени, когда она оправилась достаточно, чтобы начать отбиваться, он уже нес ее по длинному туннелю, по которому пришел несколько минут назад. Энжи вопила, пока у нее не запершило в горле, но все равно себя не слышала: с того момента, как El Viejo ступил в темноту коридора, все звуки замерли. Она не слышала ни его шагов, ни его смеха (хотя и чувствовала, как сотрясается его тело) и тем более собственных панических воплей. Что если они в космосе? Да они могут оказаться где угодно.
Сквозь оглушенность и растерянность она понимала, что коридор словно бы тянется в никуда и что это место (если это какое-то место) никак не может находиться позади маленькой лавочки сантерии, куда она вошла - когда?
– десять минут назад. Здесь было холодно и пахло, как
А потом они вдруг очутились в комнате Марвина.
Это была, несомненно, его комната: тут были носатые и бородатые оккультисты по стенам, тут были фланелевые зимние простыни, на которых он спал круглый год, потому что на них красовались физиономии игроков «Нью-Йорк метс», тут в полном составе стояли на полке пластмассовые герои «Стар трека», которых Энжи подарила ему на прошлое Рождество. И тут сидел на краю кровати Марвин и выглядел таким потерянным и одиноким, каким Энжи в жизни его не видела.
Он даже головы не поднял, пока El Viejo не бросил Энжи на ковер перед ним и не отступил на шаг, открывая в усмешке зубы, огромные, как зубья в медвежьем капкане. Тогда Марвин соскочил с кровати, расплакался и, шмыгая носом, стал карабкаться на сестру, повторяя: «Энжи, Энжи, Энжи». Энжи обняла его, пытаясь одновременно уберечь шею, волосы и спину, и все бормотала:
– Все нормально, все в порядке, я здесь. Все хорошо, Марвин. А у нее за спиной хмыкнул El Viejo:
– Ведьма-плакса… маленький, маленький brujito-плакса.
Энжи взвалила своего ревущего братишку на бедро, словно пакет с продуктами, как делала это, когда он был маленьким, и повернулась к старику:
– Спасибо, - сказала она.
– Теперь можете отвести нас домой. El Viejo улыбнулся - на сей раз не усмехнулся, а медленно растянул губы.
– Может, предоставим это ему?
А после повернулся и ушел, исчез, словно проскользнул меж молекулами воздуха. Энжи осталась в комнате, пытаясь оторвать от себя Марвина, прилипшего, точно пластырь, а он льнул, больно упираясь подбородком ей в макушку. Наконец Энжи удалось сбросить его на кровать, и, уперев руки в бока, она спросила:
– Что случилось? И о чем только ты думал? Марвин еще слишком горько плакал, чтобы ответить.
– Обязательно было так поступать, да? Никаких дурацких заклинаний для новичков, ты теперь с большими ребятами играешь, да, о Великий? Ну и что произошло? Как получилось, что ты не можешь вернуться?
– Не знаю!
Мордочка Марвина распухла от слез, которые лились без перерыва, пока Энжи пыталась поправить ему повязку. Трудно было вытянуть из парня хоть сколько-нибудь внятные слова. Он только жалобно завывал:
– Не знаю, что не так! Я сделал все, как полагается, но оно не работает! Не знаю… может, я забыл…
Он не смог закончить фразу.
– Травы, - мягко и спокойно сказала Энжи.
– Ты оставил свои волшебные травы… - Она уже собиралась добавить «дома», как сообразила, что они и есть дома: сидят на кровати Марвина в его комнате. Такая путаница уж точно была ей не по зубам.
– Ты забыл свои глупые травы.
Марвин протестующее затряс головой, так что во все стороны полетели слезы.
– Нет, не забыл, не забыл… смотри!
Он ткнул пальцем в рассыпанные по кровати грязные засохшие сорняки - едва увидев их, Лидия тут же бы все выкинула. Марвин с трудом сглотнул, вытер нос рукавом и попытался унять слезы.
– Их, правда, трудно найти. Не знаю, может, они уже старые… Но они всегда так выглядят. Атеперь не работают…
И он снова завыл. Энжи сказала, что и доктору Джону Ди, и Уиллоу было бы за него стыдно, но и это не помогло.
Она села рядышком, обняла его и, пригладив растрепанные вихры, сказала: