Дарители
Шрифт:
Баскаков отшвырнул ее в сторону, раздался треск рвущейся материи. Инна с трудом устояла на ногах, прижимая ладонь к плечу.
— Ты порвал мне платье!
— Я его купил — разве нет?! Теперь слушай — если еще раз хоть что-то подобное повторится…
— А что ты сделаешь? — спросила Инна с кривой ухмылкой. — Закопаешь, как остальных?!
— Что ты мелешь?! — резко сказал он.
— Думаешь, я дура?! Думаешь, я не понимаю ничего?! Не понимаю, откуда это все?! — она сняла серьги и швырнула в него, но промахнулась и снова захихикала. Баскаков шагнул к ней и остановился, с трудом взяв себя в руки.
— Инна, не доводи, заткнись! Утром
— Не сомневаюсь, — насмешливо сказала она и сделала несколько шагов к нему, вызывающе вздернув голову. — Ты уже наверняка нашел какую-нибудь блядь!
— Закрой свой чертов рот — Сонька услышит!
— Ой! И что с того?! Ты думаешь, она сильно удивится?! Да я сама должна у нее учиться — они же сейчас уже и в десять лет трахаются почем зря!
Их разделяло несколько метров, и Баскаков преодолел их одним прыжком и с размаху ударил жену по лицу. Вскрикнув, Инна отлетела назад и упала на пол. Он подскочил к ней, вздернул на ноги и поволок в ванную. Открыл холодную воду и сунул головой под кран. Инна, кашляя и захлебываясь, отбивалась, но он держал крепко, только иногда давая вздохнуть. Потом отпустил и вышел, с грохотом саданув дверью о косяк.
В комнате Сони было темно. Когда он включил свет, то увидел, что дочь лежит на кровати все в том же положении, в каком он ее оставил. Свет не разбудил ее, она только глубоко вздохнула и перевернулась на другой бок. Виктор Валентинович выключил свет и вышел. Надо было бы позвонить врачу и узнать его мнение, и Баскаков даже взял телефонную трубку, но тут же бросил ее обратно на стол.
— Да провалитесь вы сегодня обе! — зло сказал он в пространство. Подошел к центру и выключил музыку, и теперь из ванной сквозь шум воды стал слышен громкий захлебывающийся плач. Баскаков взглянул на часы, выругался и хотел было уйти, но потом все же зашел в ванную. Инна в одном белье, мокрая, дрожащая, сидела на полу, подтянув ноги к груди. Ее лицо было в бледно-серых разводах, на щеке наливался темный кровоподтек. Намокшие волосы облепили спину и плечи. Зеленое платье и колготки комком валялись в ванной, и по ним барабанила вода. Когда муж вошел, она подняла голову и жалобно посмотрела на него.
— Витя, что со мной? — прошептала она и обхватила себя руками. — Витя, что со мной происходит? Мне страшно.
Баскаков наклонился и помог ей встать, и Инна прижалась к нему, обхватив мокрыми руками и окончательно губя дорогой пиджак. Он вытер ее большим полотенцем, бросил его на пол, взял другое, накинул ей на голову и плечи, с некоторым усилием поднял и отнес в спальню. Она свернулась под одеялом, продолжая плакать.
— Прости меня. Я не знаю, почему… я не помню…
— Ничего, я все улажу, — хмуро сказал Баскаков. — Спи.
— Останься.
— Ты же знаешь, что я не могу. Спи, утром поговорим. Ведь уже все прошло, да?
— Да, — пробормотала Инна, уже в полусне. Он наклонился, скользнул губами по ее соленой от слез щеке и быстро вышел из комнаты.
Она тихо открыла дверь и вошла, тщательно заперев ее за собой. Свет включать не стала, а немного постояла возле двери, дождавшись, когда глаза привыкнут к темноте, и сквозь нее проступят очертания предметов. Тогда она бросила плащ на стул, сумочку — на кровать, скинула туфли, повалилась поверх покрывала и закрыла глаза согнутой рукой. Ее губы улыбались.
— Хорошо все идет, — шепнула она. — Правильно.
Несколько
Это твоя дорога, и тебе придется пройти ее до конца. Я не знаю куда ты попадешь, но думаю это очень страшное место. Помнишь — очарование власти?!
Но нельзя очаровать властью того, кто сам и есть власть.
Наташа включила свет и посмотрела на телефон, стоявший на полочке возле зеркала. Потом встала и подошла к нему, и в зеркальном овале отразилась Анна — красивое, соблазнительное животное, наполненное тьмой. Женщины по разные стороны зеркала заговорщически улыбнулись друг другу. Могла ли мечтать та глупая, затурканная продавщица из алкогольного павильона о такой внешности и о такой силе? Все ее мечты заключались только в том, чтобы покупателей было побольше, да достать продукты подешевле, да муж пришел бы домой пораньше, да не валялся бы в постели бревном. Правильно сказал когда-то Лактионов — никчемная, жалкая реальность. Забавно — она совсем не помнит его лица — лица человека, с которого, собственно, все и началось когда-то.
Наташа сняла трубку и долго набирала номер. Столбик пепла с сигареты упал на аппарат, она наклонилась и сдула его, слушая длинные гудки. Потом они прервались сонным голосом, принадлежавшим Вите.
— Да?
Наташа нажала на рычаг. Ну конечно, первой подбежала. Ждет звонка от своего разлюбезного. Не волнуйся, скоро ты его получишь. Совет да любовь! А что бы ты сказала, если б узнала всю правду?!
Она набрала номер снова, и в этот раз трубку снял Слава. Услышав его голос, Наташа вдруг взволнованно задрожала, как школьница. Она не думала, что все еще способна на такие эмоции. Надменная Анна в зеркале внезапно превратилась в растерянную и несчастную Наташку Чистову — ту, которая могла выписывать пальцем на стекле имя любимого человека и плакать в подушку от жгучей тоски. Она молчала, кусая губы, и Слава на том конце провода тоже молчал, но трубку не клал. Наконец, он произнес:
— Наташа, если тебе есть, что сказать — говори. А если нет, то я пошел спать.
— Как ты узнал, что это я?
— Зачем ты звонишь?
Она осеклась. Слава никогда не разговаривал с ней так — даже когда они были малознакомы. Его голос звучал совершенно равнодушно — в нем не было ни радости, ни злости, ни упрека.
— Просто хотела сказать, что очень тебя люблю.
— Да? И что же?
— Я не вернусь, Слава. Никогда. Так будет лучше, понимаешь?..
— Да? Для кого?
— Для нас обоих. Живи нормальной жизнью, найди себе нормальную девушку…
— Да, — отозвался Слава, — ты права. И насчет жизни, и насчет девушки. Действительно, так оно и лучше.
— Ты так просто об этом говоришь! — в ней внезапно вспыхнула злость, а потом — ревность. — Может, ты уже нашел себе кого-нибудь?!
— Может и нашел, — Слава едва слышно зевнул. — Наташ, а чего ты ждала? Что я уйду в монастырь или покончу с собой? Сожалею, что разочаровал, но, видишь ли, мне бы хотелось для разнообразия пожить немного и для себя.