Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса
Шрифт:
— А нужен ли галактике одарённый правитель? — спросил он. — Ты ведь говоришь о конкуренции такого масштаба? Пусть я сто раз переиграю Палпатина, но я именно форсьюзер, и я…
— На определённой стадии это уже не важно, — ответила она. — Если сумеешь сплотить вокруг себя хорошую команду.
— Вокруг форсьюзера?
— Вот прицепился — уже ты! Помощник, который в потенциале сильней правителя — это одно. А сильная личность, которая собирает вокруг себя команду преданных ему людей — другое. Твои способности будут лишь подтверждением твоей компетентности для тех, кто пойдёт за тобой. Это возможно. Через меня. Через
Он смотрел на неё так, что она испугалась.
— А ведь я не подумал, — медленно произнёс он в конце концов.
— Анакин…
— Действительно, зачем канцлеру отдавать мне флот, — произнёс он с жёсткой издёвкой. — Лучше оставить телохранителем при своей особе…
— Ты не понял меня. Тебе вполне могут дать всё, что угодно. И манипулировать с таким искусством, что ты будешь считать себя свободным… потому что ты уже сейчас ловишь каждое его слово и смотришь ему в рот.
— Дорогая моя, я не дантист. И специализация ухо-горло-нос не входит в число полученных мною образований.
— Анакин, если ты не хочешь слушать правду…
— Твои предположения? Они — правда?
— Я старше тебя. Я это всё проходила. Ну и… со стороны, извини, виднее. В отличие от тебя я не так уж и очарована им. А ты — очарован.
— Ну хорошо, а какой вариант — предлагаешь ты?
— Мон хочет перехватить у канцлера власть.
— Она любит форсьюзеров?
— Она влюблена в тебя. Как кошка, — жёстко сказала Амидала. — А Бейл без ума от меня. Я хотела тебе сразу сказать… именно это — наша гарантия безопасности и успеха. Они собираются создавать не государство с централизованной властью — всего лишь новую республику… — она улыбнулась. — У нас будет время научиться, время собрать вокруг себя преданных людей. Ты будешь её советником. И когда придёт наше время…
— Президент Амидала?
— Да. Анакин. Речь идёт о мире, в котором мы будем в состоянии нормально жить. Не скрывать свой брак. И не думать о том, какое будущее ждёт наших детей. Ведь с вероятностью девяноста процентов — у нас будут одарённые дети. Чтобы выжить, надо быть наверху. Понимаешь? Ты считаешь меня циничной? Нет, не говори. Именно таковой ты меня и считаешь. Но просто очень холодно в этом мире. Он напирает со всех сторон, и давит наш островок тепла. Мы ведь одни, Эни. Мы одни. Никакие союзники нам не помогут. Только мы сами. И чтобы обеспечить нормальную жизнь, надо выбраться наверх.
— Ради… семьи?
— Да. Почему ты так удивлён, Эни? Ради меня, тебя и наших ещё нерождённых детей. Для тебя это глупая причина? Мужчины ищут наоборот, войны?..
— А женщины стабильности?
— Ты разочарован?
— Просто… не могу понять. Ради нас…
— Да. Я буду бороться. Интриговать. Пудрить мозги Бейлу. И даже, — криво усмехнулась она, — закрою глаза, если у вас будет лёгкий роман с Мотмой. Потому что… Анакин… Я хочу мира, который будет принадлежать нам. Для того, чтобы мы могли жить в этом мире… И чтобы я не боялась рожать, — она рассмеялась.
— Ты не…
— Нет. Не беременна. А очень хочу. И не могу, потому что…
— Я понимаю, — ответил Анакин. Нахмурился, сел в кресло, сплёл руки. — Понимаю.
Она взглянула на него с безумной надеждой:
— Так ты поддержишь мой план? Ты поговоришь с Мотмой? Ты… ты примешь мой план относительно того, что будет дальше?
— А что будет дальше?
— У Мон есть идея, —
— Ты думаешь, мы справимся без него с государством?
— Я думаю, что с государством справиться легче, чем с ним.
Анакин долго смотрел на свои руки.
— Ты права, — наконец глухо сказал он. — Легче справиться с государством.
— Значит — да?
— Да.
— Эни.
Он поднял голову.
— Иди сюда, — сказал он ей.
Любовь и сила
Канцлер вертел в руках маленькую костяную безделушку. Статуэтку ручной работы. Подарок одной из планет.
— Молодец, — сказал Палпатин. — Замечательно сработано.
— Я слишком много лгу.
— Тебе всё равно не перегнать меня в этом, — Палпатин улыбнулся губами, но жёсткими оставались глаза. — Я лгу всю жизнь. И буду лгать до самой своей смерти. Ты чувствуешь себя виноватым перед женою?
— Да, — ответил он спокойно. — Я уже говорил. Но это не имеет никакого значения.
— Ладно.
Анакин поднял голову и посмотрел на канцлера. Тот уже не улыбался. Только смотрел.
— Что? — спросил Анакин.
— Не имеет значения? — сказал Палпатин. — Почему?
Перед тем, как ответить, он сделал секундную паузу.
— Потому что, что бы я ни чувствовал… — он замолчал.
— Это не повлияет на твои поступки? — хладнокровно продолжил Палпатин.
— Да.
— Ты уверен?
— Да. Почему я должен быть не…
Палпатин встал и прошёлся по комнате.
— Ты намертво прикипаешь. С мясом и кровью.
— Это плохо?
— Не знаю. Скорей всего, да. В этой ситуации точно: да.
— Я же сказал, что это не повлияет…
— Врёшь. Причём сам себе. Взрыв эмоции — голова теряет контроль. А если это произойдёт в один из критических моментов? Скорей всего, так и будет. Люди редко бесятся в спокойной обстановке.
— Да…
— Слышу в голосе твоём большое невеселье.
— Да, — он вздохнул, переплёл пальцы рук. — Что предлагаете? Отрешиться от привязанностей?
— Не язви, мой мальчик. Отрешением здесь и не пахнет. Но ситуация в самом деле сложна. Ты понимаешь, что произошло? Твоя жена переметнулась. Предала. Не рыпайся, сиди, — остановил его канцлер. — Дай договорить. Не то чтобы я клеймил предательство разными нехорошими словами. Я сам использую и предаю. Это жизнь, — он чуть заметно приподнял плечи. — Но сейчас предают — меня. А значит, становятся моим врагом. Да, я знаю, она не обладает всей полнотой информации. Что это меняет? Ничего. Она не доверяет мне как политику, как человеку. Она работала на меня и на мою власть — теперь же она хочет заиметь её для себя. Молчи. Если бы она знала, что я — ситх, всё было гораздо хуже. Она ревновала б — сильней. Только этот мотив — главный.