Дарующая жизнь
Шрифт:
Я кивнул.
Спустя пару мгновений после того, как Алиса Шталь вышла на городскую площадь, узкие улочки Маназира выплеснули в пеструю толпу еще несколько человек. Подобно тому, как жрецы на вершинах минаретов смотрели на поднимающееся солнце, эти люди столь же неотрывно следили за Алисой Шталь.
Я сомневался, что моя старая знакомая смогла бы заметить соглядатаев, даже если бы они летели прямо над ее головой, на боевых птицах феникс. Возможно, поэтому они немного утратили бдительность, и я без труда смог выделить их в городской толпе.
Первым
В глубине души я посочувствовал огру; соглядатай ограничится тем, что перещупает все его фрукты, но так ни один и не купит.
Второй шпион носил просторные одежды кочевника; пройдя несколько шагов, он остановился в тени и замер, прислонившись к стене, как человек, утомленный долгим ночным переходом.
Если всю эту ночь мнимый кочевник на самом деле провел в пути, то путь его лежал по кривым улочкам Маназира, а вовсе не по пустыне. В противном случае он все еще оставался бы за городской стеной, ожидая, пока стражники раскроют ворота.
– Когда твоя подружка написала, что у нее возникли проблемы, – пробормотала Франсуаз, – я подумала, она страдает от глубокого недотраха. Но теперь видно – она сама не понимает, как сильно вляпалась.
Отряд городской стражи проходил через площадь, подобно кораблю викингов, расталкивающему носом обломки льдин. Люди уступали солдатам дорогу, но не было в этом ни почтительности, ни уважения – скорее, испуганная брезгливость, какую простой обыватель испытывает к грязному и дурно пахнущему нищему.
Таков авторитет, каким пользуются власти.
Алиса Шталь не замечала стражников; она покорно остановилась, уступая им дорогу, как поступила бы перед любым другим человеком – полным важности сановником или чернорабочим.
Живя глубоко в своем маленьком мирке, она не хотела знать о существовании мира снаружи; и наиболее простым способом добиться этого было не противоречить ничьей воле.
Если бы какому-нибудь из прохожих вздумалось овладеть Алисой прямо на городской площади, она бы покорно спустила широкие шаровары и расставила перед ним ноги. На протяжении всего полового акта она оставалась бы такой же самопогруженной, сжавшейся и отстраненной, словно не была изнасилована, а коротала время, ожидая паром в ветреный осенний вечер.
Затем она бы оделась и направилась дальше, словно ничего не произошло.
Она ничего не замечала вокруг себя, ибо так было проще.
Однако два соглядатая совершенно иначе отреагировали на появление стражников. Тот из них, что стоял возле фруктового прилавка, внезапно наклонился столь глубоко, словно собирался тщательно обнюхать каждую дыню. Второй, прислонившийся к стене, попытался скрыть лицо и при этом опустил подбородок так низко, как обычно удается только повешенному со сломанной шеей.
Эти двое явно не хотели здороваться
Профессиональный соглядатай никогда не шарахается от патруля, поскольку знает, что этим только привлечет к себе внимание.
Значит, у этих двоих имелись свои причины для того, чтобы прятаться в рассветной тени. У меня возникло предчувствие – мне еще предстоит узнать, в чем состоит эта причина.
Предчувствие мне не понравилось.
К счастью или к несчастью, городские стражники не обратили внимания на обоих шпионов. Те, кому вменено в долг охранять порядок на городских улицах, тоже привыкли ничего не замечать.
Им тоже так гораздо проще.
Ибо если стражник видит правонарушение, но ничего не делает, то тем самым он нарушает свой долг; его совесть становится нечиста, а товарищи начиняют косо на него поглядывать – ведь даже самый нерадивый человек становится праведником, когда речь заходит об ошибках других.
Но ежели стражник ничего не видит, то его и не в чем винить, даже если город погряз в коррупции, грабеже и обмане. Чем крупнее город, тем больше в нем преступлений и тем меньше замечает городская стража.
Как гласит пословица, если бы правители выполняли свои обязанности – простым людям пришлось бы жить счастливо.
А кто же это допустит?
2
Алиса Шталь добралась до деревянной лестницы, что возносила над площадью террасу чайханы. Девушка бросила вверх быстрый, неуверенный взгляд, желая убедиться, что движется в верном направлении, и вновь опустила глаза.
Она выглядела такой легкой и невесомой, а передвигалась плавно, словно бестелесный дух; сложно было поверить, что это ее робкие ножки заставляют деревянные ступени скрипеть и плакать, как десятка два струнных инструментов.
Взять, например, Франсуаз – она высокая, почти вровень мне, к тому же носит оружие и доспехи. Тем не менее, когда моя партнерша поднималась по этой: лестнице, ступени не издали не единого скрипа.
Такова судьба женщин, подобных Алисе Шталь: чем более тихими и незаметными хочется им быть, тем больше от них шума и неприятностей.
Она едва не выбила миску из рук писца, и лишь выработанная годами цепкость пальцев спасла его вареный рис с кусочками мяса.
– О-о, – произнес я.
Само собой меня взволновала вовсе не сохранность риса, купленного государственным служащим.
– Или твоя зазноба сбежала из-под венца, – пробормотала Франсуаз, – или это лавочник, с лотка которого она стащила горсть фиников.
Как принято говорить в философских трактатах и в самом деле.
Узкая улочка, из которой не так давно выползли два соглядатая, стала местом появления следующего персонажа.
Высокий, с резкими чертами лица, он напоминал бы сторожевую собаку. Однако в собаке – даже самой злобной – всегда есть нечто доброе или, по крайней мере, благородное.
Новый человек был лишен подобных качеств.