Дарующие Смерть, Коварство и Любовь
Шрифт:
Вечером мы вернулись в имольский замок. Отказавшись от всех предложений пищи и вина, я отправился прямо в наши апартаменты. Обрадованный Томмазо приветствовал меня следующим сообщением:
— Мастер, готов усовершенствованный самострел. Хотите, я продемонстрирую вам его?
Потом он обратил внимание на мой вид и, заметив перевязанное плечо, спросил, все ли со мной в порядке.
Крик замер в горле… глаза незрячи, острие окрасилось блестящей алой кровью…
— Я
Добравшись до своей комнаты, я разделся и рухнул в кровать. Несмотря на задернутый полог и закрытые глаза, я не смог избавиться от образов, всплывавших перед моим мысленным взором. Я действительно отчаянно устал, однако уснуть не мог. Обреченно лежа в темноте, я вновь переживал те кошмарные сцены.
…Охваченный огнем стол, голова в луже крови, рыдающая старуха с мертвым ребенком, черный дым, валивший из окна башни, и одиноко бредущая из тьмы девочка, навеки потерявшая мать и отца, и…
В конце концов меня сморил сон. Но и он опять перенес меня в Кальмаццо, и к пережитым мной чувствам ужаса, жалости и вины добавился неотвязный страх. В том сне я встал, как обычно, до рассвета, когда все остальные еще спокойно спали, и прошелся по лагерю. Зарисовал поле, окаймленное сосновой рощицей, и поднимающийся склон холма, тлеющие костерки, усеявшие голубоватую землю… и вдруг увидел, как…
Несется с холма грозная темная волна…
И сон продолжался… вот я — уже мальчишкой — бежал по окрестным лугам Винчи к дому моей матушки. Мне представлялось ее лицо… добрые глаза, теплые руки, очертания губ. Но, подбежав к ее дому, я увидел, как валит из окна черный дым и…
Я вырвался из кошмара. Судорожно перевел дух. Моя шея и грудь покрылись холодным потом. О Катарина… клянусь, я верну вас к жизни, но…
19 октября 1502 года
Проснувшись опять, я почувствовал, как одеревенело все мое тело — возможно, из-за того, что последние ночи приходилось спать на соломе, хотя душа моя обрела уже некоторое спокойствие. Откинув полог, я встал и подошел к окну. За ним еще темнела ночь. Это показалось мне странным… неужели я проспал всего несколько часов? Тихонько пройдя в комнату Томмазо, я с удивлением увидел, что он уже проснулся и читал книгу.
— Томмазо, разве сейчас не середина ночи?
— Середина ночи? Нет, солнце закатилось всего пару часов тому назад.
— Что? Неужели я вообще почти не спал…
— Мастер, вы беспробудно проспали целую ночь и целый день, — рассмеявшись, ответил он.
Потрясенный этим ответом, я опустился
— Столько времени потрачено попусту, — пробурчал я себе под нос.
— Не попусту, — возразил Томмазо. — Отдых пошел вам на пользу. Похоже, нервное напряжение покинуло вас.
— Да, — согласился я. — Хотя то, что я видел, останется со мной навсегда.
Он спросил, что я имел в виду, и я рассказал ему о насилиях, свидетелем которых стал в Сан-Лео, Фоссомброне и Кальмаццо. Жуть брала при мысли о том, что невинные названия поселений и городов, не ведомые мне до прошлой недели, теперь воплощали в себе кошмар и злодеяния. Я сообщил Томмазо, как мне хотелось бы, чтобы он перестал трудиться над новым самострелом, сказал, что мы не должны создавать оружие, предназначенное исключительно для уничтожения жизни.
Недостоин жизни тот, кто не ценит ее…
— Но, мастер, я же говорил вам, что образец уже закончен и его светлость видел его. Он был…
— Герцог видел его?
— Да, он очень доволен. Совсем недавно заходил его секретарь и сказал, что герцог желал бы увидеться с вами. Хотел лично выразить вам благодарность.
Герцог обращался со мной как с инвалидом.
— Мой дорогой Леонардо, — воскликнул он, положив руку мне на плечо и направляя меня к горящему камину. Прошу вас, присаживайтесь. Нынче выдался холодный вечер… не желаете ли вина?
Прежде я думал, что выполнял полезное дело, подавляя собственные чувства. Но Валентинуа, похоже, способен срывать маски. Я пил сладкое вино, обильно сдобренное специями, и слушал, как его светлость нахваливал новый самострел:
— С таким арбалетом можно будет стрелять в четыре раза быстрее, чем прежде, — это оружие будущего! Вы истинный провидец! Брависсимо!
Наконечник стрелы пронзил адамово яблоко…
— Я должен также отблагодарить вас за спасение жизни дона Микелотто. Он поведал мне, какие мосты вы придумали, и что в Кальмаццо только благодаря вашему мосту он и его армия избежала резни, задуманной Вителлодзо. Дон Микелотто мой самый преданный и талантливый генерал, и человек, спасший ему жизнь, заслуживает самого щедрого вознаграждения.
Герцог встал и удалился в темноту приемной. Вернувшись, он держал в руках прекрасный, подбитый соболем плащ:
— Я получил этот подарок от короля Франции. По-моему, он в вашем стиле. Пожалуйста, Леонардо, не обижайте меня отказом от такого подарка. Примерьте… подходит ли размер? Если великоват, то я попрошу моего портного подогнать его вам по фигуре.
Я накинул на плечи плащ — теплый, тяжелый, с запахом мускуса.
Отступив на шаг, герцог оценивающе оглядел меня и заметил: