Дары инопланетных Богов

Кольцова Лариса

— Ты забыла, как посмела прикоснуться к Кристаллу? Хотела его похитить? Любой другой на твоём месте был бы уничтожен. Но я тебя пожалел. А вот отменить месть Кристалла я не мог. Мог только отсрочить её и максимально смягчить. У него же в его жизненном измерении нет времени. Ему что год, что век, без особой разницы. Я же милосерден. К своему несчастью, а к твоему уже счастью.

— Смягчить? Так это называется милосердием твоего Кристалла, то, что я пережила? Ты хотел убить мою любовь к Рудольфу, а не смог! За что ты так ненавидишь его?

Старик разжал свои руки, Нэя ощутила свободу и опять не ушла. Она чего-то ждала, уже не особо

страшась Хагора. Вернее, сильнейшее любопытство подавило страх.

— Я в ещё большей степени невольник, чем Венд. Он-то имеет силу и защиту своего мира. А я? Я не могу простить его за Гелию. Венд — виновник того, что так сложилась её жизнь на скверной планете. Он не отдал её Зелёному Лучу, держал её в своём силовом поле даже тогда, когда ясно осознал отторжение себя ею. А она уже в отместку ему в тайных притонах, закрытых для не званных, на искрящемся подиуме выставлялась вся. Те аристократы жрали, пили, ликовали, сидя и глядя на её попранное тело и душу. Кричали похабные слова. Конечно, она дарила им себя только на погляд. Так-то у них имелись особые девы, много. Но желания будила она. Когда Венду случилось узнать об этом, он и тогда не отпустил её, хотя набухал такой ненавистью к ней, что не всегда мог и удержаться от того, что пускал в ход своё колоссальное физическое преимущество перед ней, — попросту бил её в своём подземелье. Она же хотела только одного — освобождения от него посредством уже нравственного глумления над ним. Что хуже, что лучше — и то и другое никуда не годилось. Видишь, кого ты полюбила? И когда она купалась в подземном бассейне, он приходил и начинал топить её, но не с целью убить, а чтобы поиздеваться, говоря при этом: «Ну что, сука, отмокла? Пошли трахаться!» — и ведь всё выносила.

— Зачем она терпела? — Нэе по-прежнему дышала с усилием, чтобы не лишиться сознания окончательно. Она сделала глубокий вдох и такой же глубокий выдох, нормализуя дыхание. Она не желала помнить о своих страданиях, причинённых страшным и непостижимым существом, не то Кристаллом, не то его хозяином. Кто являлся хозяином подлинным, так и не прояснилось.

— Я хозяин Кристалла, — ответил Хагор на её не озвученное вопрошание.

— Нет! Хочешь подвести меня к мысли, что Руд раб твоей ничтожной игрушки Кристалла? Нет! И сам ты слишком ничтожен, чтобы повелевать хоть кем… Чёрный Владыка был там и едва не уничтожил твой Кристалл!

— Может, и был, тебе виднее, коли уж это был твой личный контакт с местным Божеством. Но поскольку он не мой владыка, я его не заметил.

— А что означает травма на твоём лице? Чёрный Владыка едва не раскрошил твой Кристалл! Твоё счастье, что он всего лишь сбросил его на пол и не счёл чем-то для себя значимым…

Старик осторожно прикоснулся к своему лбу и болезненно поморщился, — Я болен уже давно. Местные Боги в упор не видят пришельцев, чтобы ты знала. Им хватает забот со своими детьми, рождёнными на Паралее. Главное, не раздражать их и не путаться у них под ногами. При условии, что у Богов имеются ноги, подобные человечьим…

— Иногда Боги проявляют милость и к пришельцам, но уж точно не к тебе! Даже твоя дочь Гелия презирала тебя!

— Никогда она не презирала меня. Она презирала лишь собственную природу, наделившую её женскими устремлениями, которыми она не умела управлять. Как я умолял её: «Беги прочь из этой столицы»! А она? «Да куда? В горы? В подземелья? Чтобы сидеть там, как земляной червь? Я создана для света, для игры, для радости людей.

Или мне после гибели Нэиля надо было бежать в пустыни, к отбросам и людоедам»? Она точно сбежала бы к Пауку Обаи, но он отверг её… Без Нэиля это уже не имело смысла. Я напоминал ей: «Не забывай о дочери. Икри единственная, кому ты нужна». Только ведь Гелия не любила свою дочь. Никого она не любила!

— Как же Нэиль?

— А ты уверена, что Гелия была нужна твоему брату? Счастье Гелии, что её не постигло уже второе и такое же сокрушительное разочарование, что никто из её избранников не был достоин её. А тот, для кого она и была создана, кто любил и любит её, остался никчемным в её мнении!

— Уж не ты ли?

— А что? Смешон? Страшен? Стар? А если это лишь иллюзия твоего сознания? А если я прекрасен и молод?

— Если только в своём больном воображении…

— Когда-нибудь ты убедишься в моей правоте. Когда-нибудь ты увидишь меня в моём настоящем образе, но, к сожалению, не здесь…

Глава четвёртая. «Хагор — опасный осколок чужого мира».

— Зачем ты погрузил мою душу во мрак?

— В доброте и всепрощении и есть сила твоя, перед которой не устоял даже Чёрный Владыка, укрощённый тобой. Не красота твоя спасла тебя, не думай. Красота вас женщин чаще губит, чем спасает. И счастье редко кому от неё в мире этом бывает. Она уже в самой себе несёт воздаяние за пользование ею. Да кто же по молодости это понимает? Вот и Гелия засияла как утренняя звезда перед восходом, да попала в алчные руки недоразвитого существа!

— Недоразвитое существо это ты! А мой возлюбленный самый прекрасный! Он, конечно, несколько запутался в чужом для себя мире поначалу. А теперь он нашёл меня! Моя любовь уже не даст ему пропасть!

— Сама не пропади!

— Я-то не пропаду, а вот ты шёл бы… куда и хотел! Зачем привязался? Я вспомнила, как ты, безумный, преследовал меня и прежде! Только я тогда не знала, кто ты…

Хагор оставил её вскрики без внимания, — Моя Гелия просияла лишь на краткий миг над печальной планетой и рассыпалась звёздным дождем, погаснув во мраке. Соберу я осколки её, все до единой искорки соберу, и восстановлю её там, в мире нашем. Но прости меня, Венду я отомщу за всё. И месть моя не будет подобна скоропалительной мести человеческой, она будет другой. И пусть не прощает меня Всевышний, а отмщение мне! А там и отвечу за все злодеяния свои.

— Какие ещё злодеяния? — отчасти страшась его глаз, ставших на самом деле безумными, прошептала Нэя. — Я вас прощаю, если за себя…

— Я натворил тут много чего. За всё и отвечу. Коли уж невиновных губил, то и врага не пожалею. Возьму грех ещё один на себя и буду я палачом его. Но не физическим. Нет. Я другую кару ему изобрету. Буду орудием мести в руках Всевышнего.

— Так ты и во Всевышнего веришь? — Нэя отбросила всякую вежливость, понимая, что ни словесный шёлк, ни колючая грубость не важны Хагору. Ему важно одно, высказаться самому.

— Разве так велики его злодеяния? — дрожа от страха перед колдуном, прикинувшимся вначале безобидным путником, спросила Нэя, — разве не единичны жертвы его, и то они были ему враги по их законам, которым он служит. Он воин и не убивал невиновных никогда.

— Откуда ты можешь знать степень вины его жертв? Да и муку человеческую измерить-то как? Чем? В каких единицах измерения?

— Что же мне делать, по-твоему? Если ты сам любил Гелию, как говоришь, то возможно ли это, запретить себе любить?