Дары инопланетных Богов

Кольцова Лариса

— Я искренне рада, что ошиблась тогда в своих прогнозах. Рада, что ты с ним счастлива… — завершила она свою странную повесть.

— Закрой свою очаровательно-зубастую пасть! — вдруг рявкнул Реги-Мон со своего места в углу. Поскольку он единственный не сел за общий стол и, сидя в одиночестве, держал в руке зелёный бокал, в котором была чистая вода. — Тут не место для нравоучений. Тут тебе не школа для девочек из рабочих кварталов, где ты преподаёшь им нормы этического поведения в обществе.

Ифиса — обличитель чужих пороков, ничуть не сбитая со своей условной театральной сцены отповедью Реги-Мона, возвышалась

над столом, иронично улыбаясь. Она была высока ростом, шею держала прямо, задрав к тому же и подбородок. Таковой уж была её манера держать себя, усвоенная с детства, когда её обучали танцам в частной школе, принадлежащей родителям Ифисы. Впоследствии школу перехватила одна из родственниц их клана, с большим скандалом и дракой оттеснив от доходов наследницу. И даже высокопоставленные покровители бывшей танцовщицы и актрисы оказались бессильны помочь. А может, и не хотели ничего для Ифисы сделать. Как в особе для изысканного времяпрепровождения кто-то из любителей подобного досуга в ней пока ещё нуждался, но не настолько, чтобы ради неё бросаться в пакостные тяжбы. Выплатив побитой красавице некую сумму за причинённый внешний и временный ущерб, проще за полученные синяки и ссадины, мелкая хищница, неизвестная Нэе, укравшая наследственный бизнес и доход от него, осталась при чужом добре. Ифисе достался быстро прошедший, но публичный позор и реальная уже угроза долгоиграющей нищеты. Об этом Нэе рассказала Мира.

Ифиса продолжила уже из упрямства, игнорируя всех остальных и обращаясь только к Нэе, — Разве я не могу пообщаться со своей милой подругой? С тою, кто мне дорога по сию пору, и кого я так долго не видела? Хотя и возможно, что я ей нисколько не дорога. Кому и дело до наших воспоминаний? Можете заткнуть уши мякишем хлеба, если вам не о чем поговорить! — голос свой она заметно понизила, но внимание было уже привлечено. Все только делали вид незаинтересованности, что-то болтая и одновременно прислушиваясь к Ифисе.

— Так вот. Я уж и не чаяла, когда все уберутся, но куда там! Пиршественный накал не остывал. Гелия слишком много заказала яств и питья. Надо же было и поглотить всё, когда ещё и представится подобная возможность. Его же настолько корёжило от их присутствия за стенами, что он схватил вазон с цветами и брякнул его о стену! А у стены стоял сервировочный столик с добавочными закусками и десертом, которые стояли нетронутыми. Всё засыпало землёй, осколками вперемежку с растительностью. И он успокоился сразу. «Теперь пусть пасутся как на заправском пастбище»!

— Грубо и недостойно так себя вести! — опять вставил тот же самый художник. К кому он обращал своё осуждение, пояснений дано не было.

— Конечно, — поняла его в свою пользу Ифиса. — Для чего портить хорошую еду? Я и не собиралась никого уже подкармливать, а хотела оставить деликатесы для Гелии, для тебя, Нэюшка, ты так ничего и не отведала. Когда тебе было? — тут Ифиса перешла на шёпот, но и шёпот её, казалось, обладал эхом, разносясь по всем углам. — Я ему так и сказала: «Ну, ты ненормальный, чего еду испортил? Некому больше угощаться? А Гелия»? «Гелия вернётся сытой по самое горлышко», — а сам сразу стал виноватым и вроде как опечалился. «Не переживай», — говорю, — «самое вкусное я успела запрятать. Я не проста. Я о Гелии никогда не забываю. Хорошо, что так получилось. Быстрее разойдутся, как

чавкать станет нечего». Я заварила ему горячий бодрящий напиток, он и подобрел. И всё же, он был заметно угнетён своими мыслями, и не думаю, что причиной была отлучка Гелии. Он ведь и сам ничуть не огорчился такому развороту событий…

Нэя сразу же вспомнила о своих подозрениях в тот вечер. Ифиса сама ожидала его! А сама Нэя оказалась там лишь случайно… И как в случае с Азирой, липкая какая-то чернота разлилась внутри неё. Не ревность, нет, а неверие в потрясающую неразборчивость того, кого она считала в те времена заоблачным обитателем, высшим существом… Ей стало тяжело, душно, внезапно затошнило. Она прижала платок, пропитанный ароматом универсально-целебных цветов с плантаций Тон-Ата, к губам, радуясь тому, что в желудке было пусто. Тошнота отпустила.

— Наверное, признал мою правоту, — Ифиса почти прижалась к уху Нэи, почти поцеловала, то ли утешая, то ли ласкаясь. Но темы не сменила. — «Ты добрый, редкий человек», — так он мне сказал тогда, — «если бы я встретил тебя раньше Гелии». А я ему: «Не обольщайся, мой друг, в те годы я уж точно в тебе не нуждалась»! — тут Ифиса ещё больше приосанилась и оглядела всю компанию с позиции собственного превосходства, которого за ней никто не признавал, как она ни старалась. О том, какой была её молодость, никто тут не знал, не помнил. — Он ничуть не обиделся, а уходя, поцеловал меня в макушку… — она уже едва слышно бормотала, учуяв, наконец, что забрела в своих откровениях непозволительно далеко.

Реги-Мон, хотя и за пределами стола, но сидел к ним ближе всех прочих и отлично понял, не уловив самого смысла разговора, что Ифиса выступает в роли истязательницы Нэи.

— С чего бы вдруг? — спросил он негодующе, встал со своего места, подошёл к Ифисе сзади, держа над её макушкой свой зелёный тяжёлый стакан. Ифиса обернулась в его сторону и, тут же сообразив, что именно он собирается сделать, ловко уклонилась в сторону. Вода из стакана вылилась на плечо её маленькой спутницы. По счастью воды оставалось совсем чуть-чуть, и девушка растерянно заулыбалась в лицо Реги-Мону. Он подмигнул ей.

— И сказал он: хорошо! — произнес он свою нелепую присказку тоном веселящегося человека, призывающего и всех к тому же веселью, — Хотел вот цветочек в её причёске водичкой полить, чтобы не засох! — но от Ифисы не отстал, — Так с чего бы вдруг тебя поцеловал в макушку муж твоей подруги? А? Надеюсь, на тот момент твоя макушка не выглядела столь растрёпанной. Ты на сеновале, что ли, ночевала? Вон у тебя травинки застряли в волосах.

— Мы сегодня с утра прогулялись по окраине столицы, — подала свой нежно-тонкий голосок спутница Ифисы, — Решили отдохнуть там, на цветущем лугу. Валялись на траве ради баловства, как в детстве…

— Молчи! — прикрикнула на неё Ифиса. — О чём твой вопрос? — с надменностью высшей особы она обратилась к Реги-Мону.

— Почему он позволял в отношении тебя подобное распоясанное поведение?

— Намёк-то на что? — Ифиса подбоченилась и опять задрала подбородок, как в дни своего былого великолепия.

— На то, — не спасовал перед нею Реги-Мон, кипя от возмущения. В отличие от Ифисы он соображал, в каком виде она выставила Нэю перед посторонними людьми. — Ты ведь, вроде, недосягаема для всех, кто не аристократ…