Дауншифтер
Шрифт:
Я подошёл ближе, посмотрел сам. По обочинам росло всё, что растет по всем сибирским обочинам: мать-и-мачеха, иван-чай, медуница, пижма. Следов сразу не заметил, понадобилась подсказка.
— Кто это мог быть, Никита? — с серьёзным выражением лица спросил Гумоз.
— Можно допустить, что ибага, с другими двуногими мы пока не познакомились. Здоровый такой волосан без нижней челюсти.
— Да, развелось сволоты… Нам бы вертушку, да с воздуха по ним, — размечтался Новиков. — Я бы поохотился от души, отлил бы им свинца за свою избушку.
— Одна вертушка уже
— Может, шмальнуть пару раз, чтобы впредь боялись? — громко предложил Гумоз. Он красиво и быстро крутанул в воздухе пальмой, а затем невозмутимо достал из-под куртки наган.
Новиков удивлённо мотнул головой, хмыкнул, но вслух ничего не сказал. А что тут говорить, если кругом сплошные нарушители правопорядка.
Насчёт шмальнуть, это правильная мысль. Чем раньше сбежавшие подростки услышат вдали хлопки выстрелов, тем раньше, получив надежду на спасение, мобилизуются и лучше спрячутся. Если они вообще ещё живы. Эта страшная мысль всплывала постоянно и, конечно, не только в моей голове.
— Спрячь свой допотопный наган, Гумоз, не трать боеприпас! Слишком тихий пугач, — ответил Новиков, поднимая СКС. Резкие и громкие звуки серии выстрелов разнеслись над дорогой. Ничего, пусть стреляет, патронов 7,62х39 у него в избытке.
По обе стороны узкой ленты, вырубленной в тайге золотопромышленниками для прокладки трассы, высилась сплошная стена высоких лиственниц, пихт и елей. В местах, где преобладали последние — сплошь тёмная хвоя, лиственных деревьев практически нет, их выживают. Такой мрачный лес зверьё не очень любит, здесь очень мало цветов, зато и кровососов поменьше.
Светлохвойная тайга — лиственничная или сосновая. Лиственницы в этих краях ещё много, сосна же встречается редко. Южнее сосны гораздо больше, начинаются и кедровники, а уж на Ангаре… Там растут огромные сосняки обморочной красоты. Стоит только войти в такой светлый лес с жёлтыми да бронзовыми стволами, как ты сразу ощущаешь разницу с темнохвойкой, или чёрной тайгой, где нет подлеска, под ногами всё гниёт и преет, а красивая лужайка, на которой хочется задержаться — редкость. Зато навалом больших и маленьких болот.
За тихо журчащей речкой Морошкой, которую можно перейти, не замочив ноги, почти сразу за остатками полуразобранной избушки начинались обширнейшие Волчьи болота с многокилометровыми, непроходимыми болотинами-чарусами, но и с великолепными так называемыми гривами — болотными островами или длинными сухими полосками, покрытыми лесом. Это настоящие оазисы, богатые целебными травами, грибами и ягодами, любимые всевозможной таёжной живностью: от куропатки с глухарем до росомахи и сохатого. Конечно, водится и медведь, где их нет… Для волка такие места не типичны, но по какой-то причине здесь их действительно много.
Там на моховых кочках повсюду попадался выветрившийся волчий помет, а под невысокими ивами здесь и там белеют обглоданные кости. В этом глухом отдаленном болоте испокон веку жили и гнездились свирепые хищники, не причинявшие, впрочем, какого-то вреда народному хозяйству
Недаром говорят, что мысль материальна. Подумал я о волках, вспомнил не ко времени, и они тут же заявили о своём присутствии.
— Мужики, тут ещё и серые прошли, трое! — крикнул Дмитрий. — След тоже недавний, охотничий — прямой, размашистый. Командир, они за бонами двигались, точно говорю! Никогда больше на волка капкан не поставлю.
— Неужели у нас появились союзники? — поразился я и оглянулся. Мифтахова по-прежнему неподвижно сидела за рулём.
— Юля, смартфон у тебя с собой? Сфотографируй быстренько следы, и едем дальше! Дима, сколько ещё?
— Ерунда, поворот минут через десять пути. Можно готовиться.
Над территорией заброшенной войсковой части стояла тишина.
Невероятная, какая-то мистическая тишина объекта, с момента ухода военных далекого от всего, что может шуметь — от оживлённых магистралей, бетонных джунглей, заводов до посёлка и приисков. Поначалу ни бабочек, ни птиц я не заметил в этом угрюмом, всегда молчаливом месте. Только журчание ручейка как-то оживляло округу. С трёх сторон объект окружал ельник с густым подростом и валежником. Там тоже было тихо, лишь где-то вдали слабо перекрикивались кукши да тихо попискивали синицы, перелетая по сухим веткам.
Это она, заброшка, спутать было невозможно.
Характерные признаки присутствовали: частью обвалившееся антенное поле, остатки периметра с колючкой, стандартные вышки караульных постов с тёплыми будками на зиму, кирпичное здание КПП. На втором плане — группа низких серых зданий, замаскированных подросшими за долгие годы деревьями. Доминировала над всем высокая ажурная конструкция прожекторной вышки. Прожекторов, естественно, не было.
Ходят слухи, что в этой войсковой части много помещений находится под землёй — длинный тоннель и прилегающие служебные помещения непонятного назначения, которые перед ликвидацией объекта подрывали или консервировали, тут слухи разнятся. Кое-кто из крестовцев считает, что местность могли и заминировать, оставив сюрпризы для особенно любопытных. Не хотелось бы это выяснять. Хотя зачем минировать, если никого из поселковых сюда палкой не загонишь? Каких я только россказней не наслушался в прошедшую ночь. Очень плохая репутация у места.
Со стороны въезда в часть столбов с колючей проволокой не было, проезжай на территорию хоть пятью машинами в ряд. Перед въездом стояла капитально застрявшая в грязи белая «шестёрка».
— Опыта водительского нет у беспризорников, не там они пошли, вот и врюхались. Заполировали глину лысой резиной, и всё, остановка «Вылезай», — сразу же оценил ситуацию Новиков.
— Зато теперь мы знаем, что ребята тут, — ответил я. — Дмитрий, входим уступам, я справа, ты головной. Контролируешь впереди и слева, мы — правый фланг и тылы. Въезжаем на центр плаца, останавливаемся так же, уступом, осматриваемся. Вперёд.