Дауншифтер
Шрифт:
— Реже стреляй, Никита! — недовольно проорал напарник, торопливо набивая магазин картечными патронами. Его губы были сжаты в щёлочку, глаза прищурены, на лицо упала маска боевой отрешенности. — Точней!
Учитывая слабое останавливающее действия патрона ТТ, я не мог себе позволить расходовать боеприпас на стрельбу по корпусу — где именно там дыры вертеть? Где у них сердце, и есть ли оно вообще? Поэтому всё-таки стрелял в головы тех, кто уже получил первую дозу свинца, далеко не всегда попадая с первого раза.
Твари метались под огнём: прыгали из стороны в сторону, со всего маха
Вот один из прыгунов подскочил к джипу и, размашисто махнув лапой, крепко попал по заднему крылу — раздался неприятный скрежет.
Бросив незаряженное ружьё, Гумоз двумя руками схватил древко торчащей из окна пальмы и сильным толчком вогнал широкий клинок в тело нападавшего. Рванул древко, глубоко рассекая вражью плоть. Завизжав, чудовище сильно изогнулось, пытаясь достать головой страшную рану, и подставило под форточку уродливую голову. Очень близко, очень! Глаз твари не было видно, мы смотрели на него сверху и немного сбоку. Я до сих пор хорошо помню загривок, маленькое серое ухо, жирную складку посреди щеки и чуть не доходящий до этой складки край маленькой пасти, в которой были видны большие жёлтые зубы, как у лошади или осла. Между нами был всего метр. Вздрогнув от омерзения, я с наслаждением всадил в мерзкую башку пулю из ТТ.
Ну и рожи! Маленькие пасти чудовищ могли откусить лапу только у зайца, но зато когти… Острые и длинные ножи передних лап легко могли раскромсать любую добычу на мелкие кусочки. Один удар такой лапищи — и спина человека будет вскрыта от шеи до копчика!
Потеряв счёт своим выстрелам и количеству израсходованных магазинов, я очнулся лишь тогда, когда понял — грохотать стало меньше, частота выстрелов снизилась.
— Пару нарезных подкинь! — услышал я хриплый голос напарника. Сунув левую руку в боковой карман, я обнаружил, что в правой держу наган.
— Набивай магазины, — посоветовал Гумоз. — Похоже, перерыв.
Я отдал ему револьвер и принял горячий «зауэр».
Со стороны окна дежурки грянул одиночный выстрел, это Мифтахова трудится, кого-то добирает…
Вот это сафари, скажу я вам!
Пш-ш…
— Мальчики, вы там живы, не? — прозвучал в радиоэфире тревожный голос Юли.
— Я жив! — первым откликнулся Димка. — Имею карабин, готов воевать!
— Мы в порядке, только оглохли. Как бы не навсегда, — доложил и я, массируя ладонями уши. Надо было взять в тайгу активные наушники со встроенным процессором, который постоянно анализирует запись, получаемую с микрофонов, и реагирует на повышение громкости звуков. Когда раздается выстрел, устройство его просто заглушает.
— А я семерых убила, — отчиталась женщина без всякой радости. — Ой, секундочку!
Я ожидал, что за предупреждением последует очередной контрольный выстрел, а увидел, как медленно открылась входная дверь дежурки и из-за неё в направлении будки вылетел дымящийся картонный цилиндр подожженного взрывпакета.
Самый хитрый из прыгунов надумал спрятаться
Хлоп! В воздух поднялось облачко белого дыма.
Ошалевшая тварь в два вертикальных прыжка вылетела из-за фишки и сразу получила в корпус из всех стволов.
Пейзаж выглядел чудовищно.
«О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями? Чей борзый конь тебя топтал в последний час кровавой битвы?» Грязь, пучки вырванной травы, тела и лужи почти чёрной крови… И посреди этого апокалипсиса абсолютным диссонансом смотрелись два подрезанных запасливым Гумозом стула с жёлтыми фанерными сидушками. Даже не шелохнулись. Хоть сейчас садись и, чуть прикрыв глаза, смотри себе на серое небо древней Эвенкии, размышляй о вечности, слушай чириканье мелких пустоголовых птах, которых ничуть не заботили битвы людей с чудовищами из ниоткуда…
Мифтахова, не торопясь спускаться по ступеням, неподвижно стояла на крыльце с «Сайгой» в руках и внимательно осматривала поле боя.
— Обидно, командир, — засопел за спиной напарник, держа в руках алюминиевую фляжку с водой.
Я, с кряхтением выбираясь из машины, вопросительно посмотрел на него.
— Никакого тебе хабара. Столько туш пропадает! Платили бы поселковые учёные долю малую за каждый клык, и мы бы озолотились. А вот коготков я, пожалуй, нарежу. Хорошие коготки, словно из секретного быстрореза сделанные, был у меня когда-то такой ножичек, на Красноярском «Сибмаше» сделанный…
— Не заводи про секретное, вот тут оно уже сидит, — попросил я, проводя ладонью по горлу, и, вспомнив о наших ущербах, подошёл к заднему крылу. — Фляжку дай.
Жадно глотнув несколько раз, посмотрел на машину ещё раз.
Ничего себе, какой прорез! Защитное покрытие особое, прочное, под ним сталь… А прыгун резанул с размаха и не заметил, словно это был картон.
— Говорю же тебе, очень ценные коготки! Учёные их потом сбагрят в Москву, а мы с носом останемся, — предрёк Гумоз.
Присев на корточки, я поцокал языком, потрогал пальцем края разрезанного металла и горестно вздохнул.
— Не переживай, Никита, есть у меня один проверенный лепила по железякам, — похлопал меня по плечу Гумоз, присаживаясь рядом. Он тоже поковырял пальцем вспоротый металл и обнадежил: — За пять бутылей и тушняк заделает так, что будет, как из фирменной мастерской.
— Пятно всё равно останется.
— Ты в тайге живёшь или где? Что тебе это пятно, всё едино на этом месте монстрячьи бошки рисовать будешь.
— Какие ещё бошки… — скривился я.
— По числу подстреленных тварей, как у лётчиков-истребителей. Только нужно талантливого художника найти, чтобы правильный трафаретик вырезал. Кстати, надо бы посчитать предварительный результат, тут уже на три ряда хватит. Красиво выйдет, прямо для газеты.
— Ну, у тебя и фантазия! — молвил я восхищённо.
— Причём тут фантазия? Мы уже герои, лауреаты медали Каменного Креста. Нам, может, даже золотые ордена дадут! — тут он громко всхлипнул, утёр несуществующую слезу и завершил: — Посмертно…