Дауншифтер
Шрифт:
— Да? Тогда звиня-айте! — прогудел Сидор Поликарпович, бережно принимая хрустальный стаканчик. — Я и первое-то слово не понимаю. Дауншифтер, говоришь? Надеюсь, это что-то героическое, вон как ты лихо прорыв ликвидировал. Прорывались четыре прыгуна, троих ополченцы положили прямо возле блока, один сбежал в посёлок.
— Как-то само собой получилось, на автомате. Какой уж тут героизм… — немного засмущался я.
— Хорошо, когда у человека есть такой автоматизм. — Громоздкий АКСУ ему всё-таки мешал, и капитан поставил его рядом у стены. — Потому я к вам,
— Наливай и нам, Никита, не спи, — подсказал Новиков.
— Слышали, что у Мифтаховой случилось?
Дмитрий лишь покачал головой, издав некий неопределённый звук типа «кхе», а я ответил:
— Вроде слышал что-то… Днём Бурят сказал, что у неё обстоятельства. Семейные, без расшифровки.
— Были семейные обстоятельства, а стало чрезвычайное происшествие, — озабоченно произнёс капитан. — С сыном они поругались, вот что. Даниле тринадцать лет, возраст начала партизанского сопротивления, плюс безотцовщина. Слово поперёк не скажи, бычится, замыкается, всё поперёк.
— Тинейджерство, — вставил я.
— Что ж вы за люди такие, москвичи! — медленно покачал головой Храпунов. — Не можете простыми словами, обязательно нужно что-нибудь от английских учёных притащить в разговор! Ну да, переходный возраст. Юлия Ринатовна говорит, что вроде бы всё успокоилось, вместе позавтракали, а когда пришла вечером с работы, то увидела, что отпрыска нет как нет! На тумбочке записочка лежит…
Новиков придвинул стул поближе, я тоже. Оказывается, участковый к нам не на огонёк заглянул, тут дело серьёзное.
— Хорошенько слушайте, — воззвал к вниманию Храпунов, переходя у существу дела и доставая из кармана смартфон. — Я для порядка сфотографировал. Значится, так. «Мама, меня не ищи, вернусь сам, когда всё сделаю. Мы вместе со Степаном Рожко и Стешей Тюриной поехали на заброшенную военку за секретным оружием типа гаусс-пушки…»
Я не выдержал и фыркнул. Сталкеры у нас объявились!
— «Стёпа примерно знает, где она может лежать. И не паникуй, я уже взрослый, а не ребёнок»… Вот такие семейные обстоятельства, хуже не придумаешь.
— Как я понял, назад они до сих пор не вернулись? — поинтересовался Дмитрий.
— Надеюсь, что эти охломоны поймут, что ночью передвигаться нельзя, — с некоторым сомнением ответствовал полицейский. — Тюрина живет со стариками, родителей после отпуска в зону не впустили. У Степана родители есть, да тоже застряли они в Енисейске, на беду. Теперь не пускают, до окончания карантина. Они там бодаются, по инстанциям ходят, но вы же знаете, что это может длиться очень долго. Пацан жил тут с бабкой-родственницей, а она возьми да помри неделю назад. Такой раскладец у нас получается, товарищи. Теперь мы с главой кумекаем, куда его определить под присмотр.
— Долго кумекали, — заметил я.
— А ты поучи нас, учёных! — возвысил голос капитан.
— И поучу! Докумекались? Что ты на меня орёшь, вы родителям про свою учёность расскажете. На чём они уехали?
— На «шестёрке» отцовской, белой, одна такая у нас была, им все завидовали.
— У Юлии Ринатовны «Паджеро-Спорт», а «шестёрка» рядом в гараже стояла, — сдался участковый, меняя тон. — Хотела было продать по дешёвке, а потом решила, что пусть Данила с ней ковыряется, приобщается к механике. Ему нравилось.
Стало понятно, что у него за дело. И оно меня ничуть не захватывало.
— Ребята, кроме вас мне послать некого. Ни одного человека с блокпостов снять не могу, я их наоборот усилил после крайнего прорыва… Нет у меня резервов, и сам не имею права бросить посёлок. Ни на час.
— Погодь-ка, Поликарпыч, тебе же помощника на усиление прислали! — вспомнил, несколько воодушевляя меня, Дмитрий.
— Оболтуса негодного прислали, на отвяжись! Недотёпу какого-то. Негоден! — отрубил Храпунов, безжалостно попирая все нормы защиты чести мундира, как и правила корпоративной солидарности. — Умудрился упасть с первой ступеньки крыльца и сломать ногу.
— В ФАПе откармливается? — спросил Новиков.
— Хрен ему, а не каш казённых, я его санрейсом в карантинный лагерь отправил! — злорадно ответил Сидор Поликарпович. — В общем, кто, если не вы. Такие дела.
Мы переглянулись. В глазах друга мерцал непонятный пока интерес.
— Интересно, почему их на блоке не тормознули? — спросил он.
— Никто не подумал, в том числе и я, старый хрен, что блокпост в обе стороны работать должен! Мужики ничего не поняли, даже когда «шестёрка» мимо прокатила, они и тревогу-то не подняли. Потом уже начали связываться по рации. Меня не зацепили, вышли на Песегова, там радист какое-то время не мог врубиться, в чём проблема… Начали разбираться, а там уже и Мифтахова прибежала, бледная, как смерть. Так как?
Не моё это дело, точно не моё.
Меньше всего я ожидал, забравшись для уединения и философских размышлений на берега тихой реки Таймуры, стать участником рискованных спасательных операций в набитой монстрами тайге при живой полиции и армии по соседству. Но с другой стороны, Юля Мифтахова — человек мне не чужой… Страшно представить, каково ей сейчас приходится. А каково женщинам, стоящим с оружием на блоках? Пацанве безусой, которую призвали перед монстрами ровно стоять?
— Сейчас выдвигаться нельзя, темно, — пробормотал Храпунов, посмотрев на свои командирские. — Только с рассветом.
Новиков выжидающе смотрел на меня.
— «Ксюху» дашь? — требовательно, даже шантажирующе поинтересовался я, кивнув на стоящий возле старого истрёпанного колеса АКСУ.
— Не могу! — неожиданно опять заорал участковый. — У меня три «укорота» было, теперь два из них на «золотые» блокпосты выданы для усиления, один на плече. Патронов хоть завались, а оружия нет! Сами видите, какие у нас прорывы бывают, и это только прыгуны! А если другие твари полезут?
— Зашибись… — буркнул я, дополнив реплику крепким матом. — А если в заброшке не прыгуны, как ты совершенно справедливо заметил? Я и других видел.