Даурия
Шрифт:
— Отступаем.
— От кого? Что-то не видно, чтобы за вами гнались.
— Растрепали нас под Тавын-Талогоем. Которые в цепях были, тех всех покосили. Страсть, что делалось, — зачастил скороговоркой Алешка, воровато кося одичалыми голубыми глазами. От пережитого у него все еще дрожали в коленях ноги, судорожно подергивались скулы.
— Эх, товарищок! — высунулся из-за спины Василия Андреевича Мишка. — В бою не был, а мокра напустил.
— Да-а, не был! Легко сказать — не был. В нас ведь тоже из пушек садили. Одним снарядом у нас побило и искалечило десять коней сразу. Не был!
— От
В это время подъехали другие коноводы. Задетые словами Мишки, они заговорили все сразу, оправдываясь. Дав им вволю накричаться, Василий Андреевич спокойно и чуть презрительно сказал:
— Все ясно, ребята. Бросили вы в беде товарищей и ускакали. Ради спасения собственной шкуры забыли честь и совесть. Так воевать не годится!
— А ты кто такой, чтобы стыдить нас? — спросил его, хватаясь за шашку, Петька Кустов. — Сам небось в тылу отсиживаешься, в автомобиле катаешься?
— Я помощник командующего фронтом Улыбин… Давайте сейчас же у меня обратно. Иначе вам не миновать расстрела. Вот ты, который хватался за шашку, будь над всеми за старшего и веди их назад. Только скажи мне свою фамилию, чтобы я знал, с кого спрашивать, если вы не исправите свою вину.
Петька, узнавший теперь Василия Андреевича, сразу весь вспотел и нехотя назвал свою фамилию.
— А, так ты еще мой посёльщик? Ну, брат, никогда не думал, что у нас в Мунгаловском такие трусы водятся. Давай действуй, а не то к стенке поставлю.
Заставив коноводов повернуть назад, Василий Андреевич ехал за ними следом, пока из-за бугра впереди не показались бегущие группами и в одиночку казаки-аргунцы.
Они стали садиться на коней и награждать оплеухами виновато моргавших глазами коноводов.
— Где мой конь? Где, я тебя спрашиваю, мой конь? — надрывался в одном месте маленький черный казачишка и норовил, подпрыгивая, съездить по уху здоровенного коновода.
— Вот тебе за такие штучки! Вот тебе! — били кого-то по щекам широкой, как лопата, ладонью в другой стороне.
— Ох и надраивают! Ох и надраивают, черти! — наблюдая за происходящим, ахал и покатывался со смеху Мишка, и в лад ему вторил Антошка. Губы Василия Андреевича кривились в злой усмешке, в карих глазах вспыхивали и гасли искорки гнева.
Среди казаков оказался и командир полка Филинов, коренастый, бравый вахмистр в сбитой на затылок фуражке. В левой руке у него была нагайка, в правой — маузер. Узнав Василия Андреевича, Филинов остановился, тяжело отпыхиваясь и раздумывая, как ему быть: показаться Василию Андреевичу или спрятаться за чью-нибудь широкую спину. Василий Андреевич заметил его и подозвал к себе. Красный от прихлынувшей к лицу крови Филинов подошел к нему походкой смертельно усталого человека и в ожидании разноса тупо уставился в землю. Но разноса не последовало. Василий Андреевич хорошо понимал, что распекать его не время и не место. Он только спросил:
— Как это произошло, Никодим Ильич?
— Эх, не говори, брат! — махнул Филинов рукой. — Опозорились, а хотели войну одним махом кончить.
— Позади вас много еще отставших?
— Да порядочно, как я полагаю.
— Ну, так вот что. Побегали и — хватит. Заворачивайте
— Это верно! — крикнул Петр Волоков.
— Что верно, то верно, — чувствуя себя виноватыми, стали охотно поддакивать казаки.
— А раз верно — следуйте за мною.
Отчаянно дымя и треща, «Чандлер» понесся дальше на юг. Казаки скакали за ним и обменивались своими впечатлениями о Василии Андреевиче:
— Голова мужик! Не стыдил, а усовестил. Как ты думаешь, кум Митрий, — голова ведь?
— Еще какая! Недаром на каторге-то был. С молодых лет к большевизму приверженный.
— Вот она, образованность-то, что с людьми делает! — вздыхал на скаку пожилой казак с жиденькой бородкой. — Ведь наш брат — казак, а теперь у Лазо правой рукой заделался.
Выехав на один из бугров, Василий Андреевич увидел идущую в атаку семеновскую конницу, убегающих от нее красногвардейцев. Он оглянулся: Филинов с казаками отстал, а медлить было некогда.
— Ну, Антон, не подкачай, — сказал он Антошке. — Жми сейчас прямо, а как поравняешься с нашими, повертывай вдоль фронта.
— Как товарищ Лоншаков, выдюжим? — обратился он к Мишке и озорно подмигнул ему.
— Вы-ыдюжим, товарищ Улыбин.
— Пошел, Антон! — приказал Василий Андреевич, скидывая с плеч шинель.
— Ясно, товарищ Улыбин! — по-особенному четко ответил заметно побледневший Антошка, нахлобучивая на самые брови фуражку с очками-консервами. Потом со стиснутыми зубами выругался и дал «Чандлеру» полный ход. «Не подведи, миляга… Не выдай, родненький», — заклинал он автомобиль, не сильно полагаясь на него. У Василия Андреевича от напряжения выступили под глазами капельки пота, песчаная пыль садилась на крепко сжатые губы.
Поравнявшись с убегающими, Антошка развернул влево и повел «Чандлер» вдоль фронта скачущей кавалерии. Теперь только один красногвардеец оставался между кавалеристами и автомобилем. «Скорее, скорее же…» — мысленно торопил его Василий Андреевич и вдруг ахнул от досады: красногвардеец остановился. Передовые всадники стремительно приближались к нему, крутя над головами блистающие клинки. Медлить больше было нельзя, и Василий Андреевич крикнул что есть мочи:
— Михаил, бей!
Мишка открыл частый огонь. Сразу же три всадника слетели с коней не дальше чем в двадцати шагах от красногвардейца. Остальные, круто осаживая коней, стали поворачивать назад, рассыпаться в стороны.
…Роман, расстреляв обойму по приближающимся баргутам и никого не убив, тщетно пытался достать из патронташа другую. Но это никак не удавалось. В бессильном бешенстве схватил он тогда винтовку за ствол, чтобы отбиваться прикладом, и в ту же секунду увидел, как ближайшие баргуты полетели с коней, другие повернули назад. Не понимая, в чем дело, он оглянулся и увидел знакомый «Чандлер», с которого торопливо строчил пулемет. Он бросился к автомобилю, крича и махая фуражкой.