Даурия
Шрифт:
Из пивной он вышел красный и веселый. Хлопнув Романа покровительственно по плечу, пробасил:
— Теперь мы с тобой пройдемся по той улице, по которой при старом режиме только господа офицеры разгуливали.
На главной читинской улице, несмотря на жару, было довольно людно. Шагая рядом с Федотом, Роман с любопытством разглядывал встречных горожан и пестрые вывески многочисленных булочных, парикмахерских, пивных и закусочных. Вдруг Федот больно саданул его локтем в бок:
— Гляди, гляди, какое пугало идет.
Навстречу
На этот раз Федот посторонился первым и увлек за собой Романа. Они прислонились к будке для афиш и во все глаза разглядывали грозную троицу. Поравнявшись с ними, предводитель презрительно глянул на них и насмешливо осведомился:
— Что как бараны на новые ворота уставились?
— А мы таких индюков впервые видим, вот и уставились, — сказал Федот.
— Полегче, друг, на поворотах, а не то свернем рыло на сторону. Молод ты, чтоб над старым революционером смеяться.
— Ую-юй, какой ты сердитый! — с издевкой протянул Федот. — Я так тебя испугался, что сейчас меня медвежья хворь прошибет.
— Замри, а то заткнем глотку! Ты знаешь, кто я такой?! — в бешенстве вращая круглыми и красными, как у быка, глазами, заорал человек. — Я Пережогин!.. Понятно?
— Понятно. А что ты за начальник такой?
— Я командир отряда анархистов.
— Это не тех ли, которых Лазо с фронта вытурил?
Пережогин схватился за револьвер. Но Федот уже выхватил из кармана круглую гранату, занес ее над головой и с веселой злостью в голосе крикнул:
— Что же, давай посмотрим, кто кого!.. Только я без тебя и без твоих архангелов в царство небесное не поеду. Трахну сейчас эту картофелину тебе под ноги, и станешь ты, Пережогин, освежеванной тушей.
— Брось ты это дело, — сдаваясь, сказал Пережогин. — С тобой и пошутить нельзя.
В это время один из его телохранителей неожиданно бросился к Федоту.
— Здорово, Муратов. Узнаешь?
— Ах, мать моя в обмороке! Никак, Агейка? С каких это пор ты анархистом-то стал?
— С тех самых, как свела меня судьба с Ефремом Спиридоновичем, — кивнул Агейка на Пережогина.
— Да вы, оказывается, дружки, ребята, — сказал тот. — А раз так, то встречу спрыснуть надо. Айда в штаб!
— Пойдем, пойдем, — согласился Федот, — хочу на анархию
Штаб анархистов помещался в большом купеческом особняке на Иркутской улице. Черное знамя с красными кистями висело над железными воротами особняка. Едва вошли во двор, как из раскрытых окон второго этажа донеслась пьяная песня и звуки гитары.
— Весело живете. Где прохладительное-то добываете? — спросил Федот.
— Чтобы мы да не достали! — Мы все что угодно хоть из-под земли выроем.
— Как же это?
— Экспроприируем экспроприаторов, — самодовольно пояснил Пережогин.
Федот переспросил:
— Как, как?.. Вот это словечки. Трезвый их и не выговоришь. Ты, Пережогин, и в самом деле старый революционер. Каторгу ты где отбывал? Случайно, не у нас в Горном Зерентуе?
Пережогин ничего не ответил, а Агейка нагнулся к Федоту, шепнул со смешком:
— Ты ему на больную мозоль не наступай. Он ведь революционер-то из конокрадов.
Федот обрадованно свистнул:
— Ну, я так и знал… А мужик он, видать, ничего, компанейский.
Пережогин привел гостей в большую комнату на втором этаже.
Комната сплошь была затянута полосами черного бархата. Посередине стоял стол, накрытый зеленым сукном, а на нем целая батарея всевозможных бутылок. В комнате горели электрические лампы.
— Располагайтесь, ребята, — произнес Пережогин, усаживаясь в кресло. Он вытащил из-за пояса револьвер и выстрелил в лепной потолок. На выстрел немедленно явился рябой парень в синей косоворотке и в красных штанах, при шашке и револьвере.
— Как там у нас насчет жратвы? — лениво осведомился у него Пережогин.
— Сейчас сообразим, — сказал парень и быстро удалился. Пережогин, обозрев батарею на столе, подмигнул Федоту и щелкнул себя пальцем в кадык. Рябой парень вернулся, неся над головой большое блюдо жареной баранины с рисом. Роман видел, как Федот глядел на все это сказочное изобилие масляными глазами, широко раздувая ноздри. А когда Пережогин раскупорил первую с красивой этикеткой бутылку, Федот задрожал от нетерпения и с нескрываемой завистью сказал:
— Хорошо, черти полосатые, живете!
Пережогин довольно усмехнулся, разгладил ладонью усы и размашистым жестом пригласил гостей к столу.
Когда чокнулись и выпили, Федот похвалил вино:
— Знатная штучка…
— Еще бы… Ведь это настоящий шустовский коньяк.
Роман, вынужденный принять участие в выпивке, старался пить как можно меньше и пускался на всякие ухищрения, чтобы обмануть собутыльников. После третьего стаканчика прикинулся он совсем охмелевшим и стал нести околесицу.
— Рано, казачок, окосел, — потрепал его по плечу Пережогин. — В Чите девки лучше тебя пьют.