Давай начнём все с начала
Шрифт:
Георгий чувствует, действует ещё нежнее, осторожнее, чтобы не спугнуть, но настойчиво, чтобы я не ушла, не вырвалась.
Я резко сжимаюсь, когда чувствую лёгкую прохладу от скинутого с меня платья, надо отдать должное, мужчина умеет быстро раздевать. Он спускает лямки моего лифчика, оголяет кожу, и я тут же прячусь, почти вжимаюсь в него чтобы его руки не прикоснулись к моему телу, а глаза не видели того, что никто не видел, кроме Савелия. Никто и никогда. В данную секунду я понимаю — это черта, крах невозврата. Дальше не будет дороги назад.
Встретившись на
— Я тебя пугаю, прости.
— Всё нормально.
Закрываю глаза, так проще. Ни слез, ни лица мужчины, ни страха… А он есть, пожирает, поглощает. Мне страшно: я маленькая, он большой, я хрупкая, а он скала стальных мышц.
Он видит, чувствует мои слезы, проводит пальцами по щеке, приподнимает лицо, целует, клеймит дорожки с моими слезами. Чувствую его дрожь, желание, и думаю только об одном: он сдерживается или так сильно хочет меня?
— Я не обижу, не предам, моя девочка, моя Арина, — обещает, клянется, а для меня это как оголенный нерв. Режет слух, делает больно и так сильно напоминает Савелия.
— Не называй, никогда не называй меня так, — шепчу, пытаясь вырваться.
— Прости, я обещаю. Больше никогда тебя так не назову… не напомню.
Он действует ещё мягче, нежнее, скользит по всему моему телу, изучает каждый изгиб, шепчет ласковые слова, просит разрешения дотронуться, а мне все равно, словно всё это происходит со мной и не со мной. Когда он опрокидывает меня на кровать, я пытаюсь закрыться, он ловко разводит мои руки в сторону, и я не смею их поднять. Сердце бешено колотится, когда я понимаю, что будет дальше. А внутри пустота, дыра, я не владею собой. Сломанная кукла. Георгий на секунду отстраняется, снимает рубашку. Я вижу его красивое тело, мускулистую грудь и закрываю глаза, так проще.
— Ты очень красивая, — наклоняется он ко мне и шепчет в самое ухо, я приоткрываю глаза и вижу его глаза. Восхищение, обожание, в них всё есть, но меня это не трогает.
Он рассматривает меня, ему нравится, я вижу это по его горящим глазам, полным азарта и восхищения. А себя ощущаю жертвой, на алтарь которой возложила себя же сама.
В приоткрытые шторы попадает уличное освещение, и я замечаю глубокий шрам на спине.
— Откуда он? — задаю вопрос, не знаю даже сама, зачем. Так, наверное, проще, а может, я хочу оттянуть неизбежное.
— Авария, где погибла жена.
Лицо Георгия меняется, заметно, что ему больно и, кажется, неприятна данная тема. Он накрывает моё тело собой, целует в разы грубее, словно своим вопросом я разозлила его.
Я застываю, становится страшно, неизвестность этого мужчины пугает.
— Не зажимайся, — просит он, а я прикрываю глаза, отворачиваю лицо и прикусываю губы, чтобы не попросить… нет, не отпустить, знаю, не отпустит, а чтобы сделал всёбыстрее.
Он медленно целует, губам уже больно. И я понимаю, он мечтал об этом с первой минуты нашего знакомства, и теперь наслаждается, исполняет свое желание.
— Я не предам, не сделаю больно, ты веришь мне? Слышишь?
— Да, — вторю
Он гладит моё тело, клеймит его поцелуями, а когда сжимает грудь, я беспомощно прикусываю губу и ощущаю, как он доходит до бедер, ласкает. Обмякаю под ним, когда мужчина понимает, что я не сопротивляюсь. Он медлит, растягивает свои движения. А я кусаю до крови губы, молясь, чтобы все поскорее закончилось.
— Посмотри на меня, — зовёт, просит.
Приподнимаю веки, смотрю на него, он берет мою руку, целует тот палец, на котором было обручальное кольцо и, смотря мне в глаза, говорит:
— Я клянусь, ты никогда не пожалеешь, я никогда тебя не обижу.
Я смотрю на него и понимаю — это больше чем предложение, это признание.
— Ты веришь мне?
Я молчу, но понимаю, что это глупо, и моргаю глазами. Он выпускает мою руку, она падает на белоснежную простынь. А сердце учащенно бьется внутри, словно птица, закрытая в клетке, мечтающая о воле.
Шелест, и я замечаю отблеск пряжки ремня. Георгий отбрасывает его, а я смотрю ему в лицо. Он сгорает от жаждыи желания обладать. Борется сам с собою, не зная, как взять: нежно или жёстко. Приподняв моё тело, он лишает меня последней преграды из белья. Не знаю, что излучала я, но он — безумие с нескрываемым жаждой обладания. Он захватывает мои губы, жёстко, больно, часто. Ему нравится меня целовать, но это имеет эффект: внизу живота растекается приятная теплота вкупе с желанием, между ног становится мокро.
Сжимая меня, Георгий скользит по груди, задевает соски, спускается настойчиво вниз к бёдрам.
Ему надоела прелюдия. Он хочет бoльшего, но поднимает на меня глаза, проверяет мою реакцию, как я поступлю.
— Сделай быстрее, — молю, понимая, что не вынесу, а большего ему не надо.
Он резко одним движением входит в меня, заполняет собой, а я запоздало понимаю, что всё произошло. Мы дошли до краха, невозврата.
Он вертит мною, как ему нравится, ставит на колени и шепчет как заведенный: «Моя, моя…»
Я закрываю глаза, чувствую всё, но не реагирую. Слезы непроизвольно льются, он вытирает их, целует те места, куда они попали.
— Ариша, — шепчет, сильнее вжимая меня в себя.
— Не называй, — прошу вновь, он обещает, просит прощения, а мне безразличны его обещания, лишь бы не называл так.
Сместив руку, укладывает меня иначе, вместо руки кладёт подушку и это позволяет ему входить глубже. Сам смотрит только на меня, пожирая взглядом.
Он везде, но не в сердце, оно больше никому не принадлежит.
— Не больно? — изредка интересуется, а мне все равно. Я не ощущаю уже ничего.
— Я люблю тебя, моя хрустальная девочка.
Я молчу, ничего не отвечаю. Мне не нравится такое обращение, но и спорить я не хочу.
— Ты забудешь о нём, — обещает и сильнее сжимает в своих объятиях.
Когда пресыщается мной, укладывает на свою грудь, но продолжает ласкать руками.
— Я устала, — говорю тихо, не поднимая глаз.
Он сжимает в своих объятиях, а я отстраняюсь, сворачиваюсь калачиком, но чувствую его удушающие объятия. Мне всёравно.