Давай начнём все с начала
Шрифт:
— Мне так надоело, я устала. Я начинаю тебе верить и обжигаюсь. Ты клялся мне, а потом утром я снова натыкаюсь на твою ложь. Зачем только ты лжёшь, я не понимаю. Это что угодно, но не любовь. Эгоизм, страсть обладания… не знаю. — Вздохнула глубоко и посмотрела на мужчину. Он смотрел, на меня, не отрывая глаз, а я решила, что сказать стоит, это будет правильно.
— Это твой ребёнок, — выпалила я и тут же опустила глаза. Смотреть на Громова не смогла, понимала одно — не выдержу. — Я хотела тебе рассказать утром, а сейчас решила, что бессмысленно скрывать, так будет правильно.
— Мой, — прошептал Савелий, и я посмотрела на него, он буквально светился от счастья.
Так больно кольнуло
— Из-за него и прошу — оставь нас. Мы уедем, но ты сможешь видеться. Но жить, думать, где ты, с кем ты я не хочу.
— Я не врал тебе никогда. Все мои слова, клятвы — всёправда.
— Утро доказало, что ты лгал. Всё выдало фото, и ты это знаешь.
— Я не спал с ней. Фото пришли не от неё, от бывшего начбеза отца.
— Савва, меня это не интересует, я просто не хочу. Это каждодневный ад. Мы в нем пребывать не хотим. Уйди, пожалуйста, мне нельзя нервничать. А я нервничаю, живот тянет, если я потеряю ребенка, я не прощу тебе этого никогда.
Не знаю, что стало решающим, но Громов поднял и ушёл, не проронив ни слова, тихо закрыв за собой дверь.
Глава 65
— Мой, мой! — хочется кричать от счастья и выть от безысходности.
«Мой самый большой стресс — ты…»
Самый большой стресс…
Вдохнул глубоко и выдохнул, легче не стало, появилось другая потребность — убивать, которую безумно хотелось исполнить.
— Выходи, — подошёл к джипу и постучал по стеклу, выгоняя водителя, свидетели были ни к чему. — Ты остаёшься в больнице. Палата 420, платное отделение. Дежурь у Армины, отвечаешь головой, если что, звони сразу же.
Парень кивает и уходит, скрываясь в здании больницы. Дожидаюсь, когда он исчезает, выруливаю на трассу. Она на удачу свободна, ни машины. Выжимаю всё, что можно, из железки, и мчусь, мчусь по душу того, кто всёиспортил. Так хорошо было в усадьбе, которую переделал под частную дорогущую гостиницу, но только одно слово, и это мог быть наш загородный дом, в который хорошо приезжать в любое время года. Но ночь прошла, а утром все треснуло, остались лишь осколки.
«Мой самый большой стресс — ты», — тут же вспомнил слова Аришки, и глаза такие холодные, такие пустые. Раньше, после того как она узнала, мне иногда, казалось, что ее взгляд пустой, нет, ошибался. Тогда она что-то чувствовала, прятала где-то внутри себя, но чувствовала, сейчас же нет. Холодная и недосягаемая. Черт, и все равно манила, привлекала к себе. Ощущаю себя словно наркоманом, помешанным на определённом сорте, для меня таким личным сортом была Армина с первой встречи, с первого взгляда. Как дурак, припер ей огромный букет гвоздик, все дарят розы, а я гвоздики, и не прогадал, ей понравилось. Скаким детским обожанием она протянула: как облако. А я смотрел на нее и чувствовал: увяз раз и навсегда… всем нутром, ее раб навсегда.
Свернув в знакомую улицу, немного сбавил скорость и потянулся за телефоном, но потом передумал. Никому звонить я не буду, так зайду. Припарковав машину, подошёл к звонку. Пара гудков, и мне открыл Сычев.
— Здравствуй, Савв, проходи, я тебя ждал.
Захожу во двор и резким движением бью бывшего начальника безопасности отца в челюсть.
Он ошарашен, не ожидал, а я борюсь с желанием убить.
— За что, сука?! — ору, заставляя оставаться себя на месте, а не убить его. — Зачем ты прислал эти фото?! Ты понимаешь, что я всё исправил, я вернул ее, но ты разрушил. — Не выдерживаю, хватаю его за грудки. Трясу и только через пару минут понимаю, что Николаич даже не отбивается, хотя явно может. Позволяет ударить, позволяет спустить пар. Осознание этой истины действует как ушат холодной воды, отпускаю
— Извини, — проговариваю и моментально получаю удар в челюсть от Сычева.
— Вот теперь квиты, — говорит он, а я на собственной шкуре ощущаю — удар у старика все еще, что надо.
— Проходи, рассказывай, что у тебя, — кивает взглядом на террасу.
Иду по узкой тропинке, ведущей к просторной витражной террасе, навстречу выходит тёмный доберман, но размером явно больше данной породы, из чего делаю вывод, что пёс, скорее всего, метис. У Николаевича, всегда была страсть к собакам, любил он им доверять, объясняя, что их преданность и верность невозможно перекупить.
— Свои, — звучит команда хозяина, и пёс сразу виляет хвостом, показывая доброжелательность в мой адрес.
Садимся за резной стол на террасе.
— Рассказывай, — говорит Сычев, — уж очень интересно, за что получил по морде.
Хмурюсь, но начинаю рассказ и сам возвращаюсь в прошлое.
***
Первые солнечные лучи, пробившиеся сквозь приоткрытую плотную штору, освещают комнату, но сон сильнее. Ощущаю нежные прикосновения к руке, и понимаю, что не брежу, все было наяву. Приоткрываю глаза, в легкие проникает любимый родной аромат моей малышки, она продолжает, словно игривый котёнок, потираться о мою руку. Я обнимаю ее, прижимаю крепче и просто кайфую, что она рядом, со мной, такая своя, такая родная.
Ощущаю, как ее пальчики исследуют мое лицо. Нежно, трепетно, так умеет только она, да и можно только ей, никогда не любил и не понимал, когда бабы лезли с такими смазливыми соплями. Хмыкаю, когда замечаю, как она морщится от лёгкой небритости, покалывающей ее пальцы. В этом жесте она так такая ранимая, такая незащищенная, хочется зацеловать ее пальчики, так и делаю, ловлю руку, целую, уделяю внимаю каждому пальчику и шепчу:
— Ариш, давай ещё поспим. Не помню, когда нормально спал, — говорю истинную правду. Не то что спал, существовал не пойми как, скорее, от сведения к сведению о ней. Заключаю в свои объятия и зарываюсь в ее волосы.
Она, улыбаясь, рассматривает меня, а я не удерживаюсь, засыпаю. Через время ощущаю, ее возню, лёгкий прогиб матраса, поцелуй щеку и шёпот: «Спи, я в душ и подумаю насчёт завтрака».
Киваю, зарываюсь в ее подушку, ощущаю на себе ее взгляд и как пацан ловлю себя на мыслях: «Точно скучала, точно тосковала».
Лёгкий щелчок двери. Последнее, что помню, открывая глаза и морщась от стрелок на часах: начало третьего, вот это выспался.
Арина уже скорее думает об обеде, странно, что не слышал, когда принесли завтрак. Встаю с кровати, ищу глазами Арину и не замечаю ее нигде. Какое-то незримое беспокойство закрадывается тут же. В какой-то момент осознаю со стопроцентной уверенностью, что ее нет в номере. Хватаю халат и выхожу из номера. Две девушки-хостел тут же поднимают глаза на первом этаже, самая бойкая пытается кокетливо улыбнуться. Надо уволить, решаю сразу же, но это потом, надо найти мою Арину.
— Где девушка, с которой я приехал?
Несколько минут глупых переглядываний, мой хлопок по ресепшн, и одна из дурочек выдаёт информацию. Хмурюсь, да чего там, зверею, хочу убить. Это додуматься — не остановить человека. Она ведь ещё в положении, и этот малыш может быть моим, хотя сейчас это неважно. Если что-то случится с ребёнком, она не переживёт.
Выбегаю на улицу, обхожу всё рядом, замерзаю, возвращаюсь взбешенный, на дур не смотрю. Боюсь, не выдержку, убью. Вбегаю в номер, одеваюсь, хватаю телефон и вижу фото. Номер Сычева и несколько фоток от него с Алиной, точнее, наших совместных, но это полная херь. Я точно не спал с ней в то время, даже не виделся тогда. Складываю пазл в голове и понимаю, куда она ушла, и почему.