Давай начнём все с начала
Шрифт:
Не знаю, почему, но его слова вызывают улыбку и будоражащее волнение. Но голос внутри не даёт поддаться, он напоминает о любовнице, ребёнке, измене, и я толкаю его ощутимей и грозно тяну:
— Поставь меня немедленно. Ты похищаешь чужого человека!
Он хмыкает на мои слова, никак не комментируя, и подходит к лифту. Нажимает, но лифт не работает. Такое бывает нечасто, но иногда заедает.
Савелий долго не думает, сворачивает к лестнице и делает быстрые шаги. Я пытаюсь ерзать, мешать спуску или соскочить со спины, пока не ощущаю ощутимый шлёпок по попе. Больно,
— Сав, зачем все это? — задаю вопрос, когда мы почти спустились с лестницы, — Я не женщина Востока, я не хочу принимать для себя такие нормы. Делить тебя с малышом на две семьи, — тут же осекаюсь от своей фразы. Дура, какая же я дура. Я призналась, я черным по белому сказала, что внутри меня его ребёнок. Он теперь точно не оставит меня.
Если был хотя бы шанс обмануть, внушить ему, что ребёнок от Георгия, в Савелии сработала бы гордость, затаённая обида, и я смогла бы его убрать от себя, а узнав, что малыш от него, он не уйдёт, будет мучить нас обоих, но не отступит. За годы брака я изучила его. От осознания этого факта становится и горько, и тепло.
Но тут же набатом бьют мои слова. Надо как-товыправить ситуацию, пока не стало поздно. Словно по волшебству я замечаю поднимающуюся по ступеням пожилую пару, на которую ранее, кажется, в прошлой счастливой жизни так хотела походить в старости.
Они элегантно поднимались медленно по ступеням, держась за руки. Мужчина идёт немного впереди, как бы ограждая свою даму и защищая. Это выглядело так мило и до обидного больно.
Я честно осознаю, что у меня, у нас так не будет. Мы не состаримся вместе, не будем держаться за руки. Все закончилось. По глупости, по дурости. Я не знаю, что послужило причиной. Кто-то скажет «судьба», но это лишь попытки объяснить ситуацию, а можно ли ее исправить? Нет, потому что, какой бы я ни была, я не смогу, не смогу забыть эти фото, эту оголенную грудь…
— Помогите, — начала просить я о помощи, понимая, что, возможно, это единственный шанс отбиться сейчас от Громова. — Отпусти меня.
Пара приостановилась, начала смотреть на нас с лёгким недоумением, а я начала сильнее вырываться, ощущая, как сильнее смыкаются на мне руки Савелия, отметая мысли о возможных синяках.
— Добрый день, — приостановится Громов и улыбнулся паре, — вы не обращайте внимания, поругались. Молодость, глупость, — слегка театрально притянул он, — Забираю просить прощения.
Пара переглянулась с легкой улыбкой, а Феликс Эдуардович протянул:
— Молодё-ёжь, — и подмигнул.
Я попыталась убедить, что это не так, но меня никто не слушал. Савелий быстро преодолел несколько ступеней и вышел со мной во двор, где рядом с подъездом был припаркован его чёрный кроссовер.
Лёгким движением пассажирская дверь переднего сиденья открылась, и он аккуратно усадил меня, пристегнув ремнём безопасности.
— Не дури, Арин, — сказал строго, — я ведь поймаю, ты знаешь, но уверен, тебе не понравится.
Не знаю, почему, но мне не очень понравились его последние слова, что-то в них было. Скрытая угроза, нет, скорее, предостережение. Что-то было
Я ощущала, что ещё немного, и рванет. Пока я обдумывала, он быстро занял водительское место. Машина резко стартанула с места, а я подняла глаза на мужчину, но отвела их, не в силах выдерживать тяжёлый взгляд ледяного взгляда, и отвернулась к окну, гадая, куда он меня увозил.
Глава 57
С каждой минутой машина набирает скорость все больше и больше. Я бросаю взгляд на спидометр и тут же отвожу его. Стрелка зашкаливает. А, Громов словно не ощущает скорости, не замечает, что, кажется, ещё чуть-чуть, и мы взлетим подобно самолёту в небо. Но я молчу, попадая под его леденящий душу взгляд и опускаю глаза, не хочу злить ещё больше. Удобнее располагаюсь в кресле, а точнее, сворачиваюсь клубочком. Так спокойнее и не так быстро мелькает пейзаж за окном.
Не знаю как долго по времени мы так едем, пока на трассе не попадается встречная машина и Савелий не цепляет обочину, уходя от столкновения. Я за малым не падаю с кресла, он успевает в последний момент меня поддержать. Выругавшись, заметно сбрасывает скорость, и ехать мы начинаем медленнее, но тишина, возникшая изначально в салоне авто, не нарушается. Савелий изредка бросает на меня взгляды, но молчит, сжимая руль с каждой минутой сильнее и сильнее.
— Сав, куда мы едем? — задаю вопрос, когда он бросает очередной взгляд на меня. Слышит мой вопрос, но не даёт ответа, оборачивается вместо этого назад и достаёт мне плед, раскрывает его, укрывая меня. Закутываюсь в него. Приятно. Замечая мой жест, Савелий включает печку, в салон поступает тёплый воздух. Я опускаю глаза, но часто поднимаю их и смотрю на Савелия.
В один из моментов ловлю себя на том, что рассматриваю его. Красивый, даже очень. Неудивительно, что у него всегда было столько женщин. И она красивая, подсказывает память, молодая, фигуристая. Кусаю губу, ощущая металлический вкус крови на языке, и говорю, хотя, если точнее, шепчу:
— Почему ты не оставишь меня?
Громов дергается, встретившись с моими глазами, желваки начинают ходить по его лицу, но он так и не отвечает, второй раз я пытаюсь завести диалог, и второй раз меня не удостаивают ответа. Вместо этого он быстрым движением проводит пальцами по моей губе, и я замечаю на его пальце каплю крови. Он слизывает ее, а я отворачиваюсь, мне почему-то кажется это как-то неправильно, интимно, что ли.
С интересом, а больше, чтобы не думать, смотрю в окно. Пейзажи мне незнакомы, хотя, если быть точнее, их почти нет. Мы просто едем по трассе. Она освещена фонарями, а больше из-за кромешной тьмы я ничего не вижу. Поэтому прикрываю глаза, смотреть на Громова я не хочу, говорить он со мной не желает. Тишина, темнота начинают брать своё, я сильнее закутываюсь в плед, слышу щелчок и понимаю, что мое кресло деформируется. Места становится больше, это последнее, что я помню, полностью закрывая глаза.