Давай попробуем вместе
Шрифт:
– Здрасте, Вермихална, забираем!
Коридор тотчас огласился ребячьим писком.
Дверь группы напротив приоткрылась, и из образовавшейся щели выглянуло пол-лица с весьма любопытным блестящим карим глазом.
– Извините. – Встрепенувшись, Вера распрямляет плечи, вздергивает округлый подбородок. Ее отвердевший голос эхом отлетает от стен с изображением диковинных птиц. – Мне нужно работать. Надеюсь, вы меня правильно поняли. До свидания.
Уже на пороге я оборачиваюсь:
– Я
Ее потемневшие глаза блестят, как ночные всполохи, щеки рдеют неровными пятнами.
– Вас это не касается!
Она права. Зачем я ее мучаю? У каждого свой ад. Мне должно быть стыдно…
– Пожалуйста, уходите.
Дверь группы напротив уже распахивается настежь, оттуда появляется высокая смазливая брюнетка в кожаных штанах в облипочку, с азартным огоньком в черных очах. Экземпляр во вкусе Кирилла. Надо будет намекнуть ему, где следует поискать. То-то удивится!
– В чем дело? – вопрошает она высоким, хорошо поставленным голосом. – Веруш, позвать охрану?
– Не надо. Извините. До свидания.
И слышу за спиной горячий возбужденный полушепот:
– Это кто, твой бывший?!
– Нет.
– А кто?
Я многое бы отдал, чтобы услышать. Но я честно выхожу прочь, огибаю здание и вижу через теплое стекло, как Мишка, сидя на затянутом ковролином полу, перебирает разноцветные детальки из распечатанной коробочки, украдкой вытирая глаза и нос. А рядом примостилась девочка-беженка с льняными косами и, гладя его по плечу, что-то шепчет в самое ухо.
Какими-то закоулками я выхожу к метро «Сокольники». Последние озябшие торговцы сворачивают товар.
– Молодой человек! Купите цветы…
– Это вы мне? – Я удивленно оборачиваюсь к толстой, слегка пьяной тетке в фартуке поверх телогрейки, с тлеющей сигаретой, зажатой в дырявой перчатке. Около ее ног громоздится освещенный шкафчик с целой оранжереей, от роз и гвоздик до какой-то неизвестной мне пестрой дребедени.
– В-вам-вам. Смотрите, какая красота. В-ва-ша девушка будет в в-восторге.
– У меня нет девушки.
– Почему? – Ее удивление вполне искренне. – Молодой, симпатичный… А м-может, тебе нравятся мужчины?
– Дура! – Я сплевываю на подмерзший асфальт, пробуравив крохотную лунку.
– Ну, извини. Купи цветы, а? Неохота назад переть. Я со скидкой отдам. Маму порадуешь. Мама-то есть у тебя?
– Есть.
– Ну, слава богу. Бери, не пожалеешь. Месяц отстоят. Гляди: все свежие, не мороженые…
– Да отстань. – Я достаю сигареты. – У меня и денег нет.
– Ну, ты даешь, – презрительно фыркает цветочница. – Ни бабы, ни бабок… – Она громко хохочет. – Потому и бабы нет, что бабок
Я смотрю на ее красное заветренное лицо, нестарое, но уже утратившее нежность, привлекательность и женственность. Почему-то меня не задевает ее нарочитая грубость. Раньше наверняка бы задела. В той жизни, до… А сейчас…
– Чего смотришь? – Она перестает смеяться, осекшись под моим взглядом.
Я пожимаю плечами:
– Да так. Тебе самой-то давно цветы дарили?
– Ага. – В ее голосе слышится горькая злость. – Он подарит, жди…
– Муж?
– Объелся груш. Только пить да жрать за мой счет. А парень взрослый, пятнадцать, надо одеть-обуть, накормить. Стой здесь с утра до ночи в жару и мороз. Чтоб они провалились, эти цветы. – Она простуженно шмыгает носом и трогает меня за рукав. – Хорошая куртка. Вот пацану своему хочу такую же прикупить. Теплая?
Я опускаю глаза и обнаруживаю, что по ошибке напялил вместо «пилота» «трофейный» камуфляж. Ну и ну. За целый день даже ухом не повел. Вот чмо!
– Импортная? – не отстает цветочница. – За сколько брал?
– Слушай. – Меня вдруг посещает шальная мысль. – Давай махнемся. Я тебе камуфляж, а ты мне цветы. Здесь такой не купишь ни за «бабки», ни за «дедки».
– А ты где взял? – Она недоверчиво изучает воротник.
Я наклоняюсь к ее мясистому уху:
– В Чечне снял с дохлого араба. Натуральные Штаты. Пятьсот баксов новая, не меньше. А то и больше. Спецзаказ.
Она вылупляет на меня глаза так, что я обнаруживаю их цвет – мутно-голубоватый. И открывает рот, словно собирается впихнуть в него биг-мак. Причем целиком.
– Ну, это ты загнул – пятьсот баксов, – шепчет она, приблизившись, дыша мне прямо в лицо – хоть закусывай.
– А ты съезди, проверь. Ну что, меняемся или я в метро погреб?
– Стой! – Она цепко хватает за рукав. – А каких тебе надо?
– А черт его знает, – признаюсь я честно. – Разных.
– Что ж ты, не знаешь, какие цветы твоя мама любит? – укоряет тетка.
– Вот и узнаю.
– Ладно, бог с тобой. – Она машет рукой. – Бери все. Тут уж мало осталось. Давай в газеты оберну.
Я снимаю куртку, остаюсь в свитере.
– Ой! – восклицает она. – Ты ж замерзнешь! На-ко, глотни. – И достает откуда-то из-под многослойных одежд початую «столичку».
Я делаю пару глотков и, поблагодарив, возвращаю. На лице цветочницы читаю уважение.
– Ну, как там, в Чечне-то, скоро закончат? – спрашивает она почему-то громким шепотом. – Когда их, террористов-то, перебьют?
Я усмехаюсь, принимая достаточно объемный газетный сверток.
– Слыхала, что обещают? К Новому году.