Давай прогуляем пары
Шрифт:
В нашей с Леркой комнате свет больше не горит. Уснула. Не дождалась.
Сбрасываю вызов и остаюсь на месте. Ветер пронизывает до костей. Пальцы еле гнутся. Пневмонию заработать не хочу, но и с возвращением в дом медлю. Перевариваю беседу с отцом.
Мать привыкла иметь под боком нескончаемый денежный мешок, поэтому так противилась разводу. Привыкла жить и ни о чем не думать. А я уже привык жить сам по себе. Вот и итог. По факту ничего не поменяется.
Курить хочется так сильно, что принимаюсь ощупываю карманы на джинсах, хотя знаю, что сигарет
Возвращаюсь в коттедж и поднимаюсь на второй этаж. Заглянув в ванную, какое-то время грею руки под горячей водой, затем тихо прохожу в нашу с Ясной комнату, плотно прикрывая за собой дверь. Подсвечиваю пространство включенным экраном мобильника.
Лерка спит спиной к окну, закутавшись в одеяло как в кокон. Одни волосы торчат наружу. Раздеваюсь и вытягиваюсь рядом, накрывшись тонким покрывалом.
Не так я планировал закончить этот день. В моих фантазиях наши с Леркой тела должны были плотно сплестись в одно.
Шумно выдохнув, поворачиваюсь на бок, пытаюсь разглядеть в темноте черты ее лица.
— Как прошло? — Вздрагиваю от тихого голоса Ясной.
— Ждала меня? — Двигаюсь к ней ближе и сгребаю в охапку, пытаясь развернуть плотный кокон одеяла.
— Да… Блин, Громов! Ты ледяной! Убери от меня свои руки! И ноги! И…
Затыкаю Коротышку поцелуем и попадаю прямиком в теплый рай ее рта.
Да… вот то, что мне сейчас нужно.
Лучше никотина, таблеток и алкоголя.
Моя сладкая пилюля.
Моя Лера.
Глава 43
Лера
Матвей невыносим. Я ждала его, боялась уснуть, хотела узнать, как прошел такой важный для него разговор с отцом. Собиралась поддержать и выслушать. Мне кажется, именно этого ему и не хватает. Свободных ушей, чтобы выговорить все, что долго копилось в душе. Он очень одинок. Всегда сам по себе и редко когда с Ледовским. Но я почему-то уверена: Клим не видел Матвея таким, каким его вижу я.
Громов до ужаса холодный. Он трогает меня, прижимаясь ледяными ладонями к моему животу и поглаживая бока, я приглушенно вскрикиваю прямо ему в рот. Царапаю голые мужские плечи, пытаясь оттолкнуть. Но больше поддаюсь, чем сопротивляюсь. Матвей продолжает целовать и щекотать меня языком, глубоко и как-то на изломе отчаяния. Прижимается ближе, и вот наши полуголые тела оказываются под одним одеялом. Тесно прижатые друг к другу и переплетенные.
Длинная футболка, в которой я решила спать, задралась до самой груди. И я жутко смущаюсь, краснею и радуюсь, что в комнате темно и Громов не может увидеть моих пунцовых щек.
Мы близко. Мы почти раздеты. На Матвее так вообще одни только боксеры, а мои спортивные трусики, похожие на короткие шорты, теперь кажутся мне недостаточно антисексуальными.
Я не хотела казаться лучше, чем есть. Пусть принимает меня такой.
Но Громова не смущает мое простое белье. Я отчетливо
Мы продолжаем целоваться.
Склоняю голову вбок, разрешая углубить поцелуй, и обнимаю его шею двумя руками. Пытаюсь согреть и вложить в свой ответный поцелуй все, что чувствую.
Я влюблена в тебя. Ты мне нравишься таким, какой есть. Я тебе доверяю. Ты больше не одинок.
— М-м-м-м… малышка, тебе стоило надеть пижаму, — бормочет Матвей, уткнувшись носом мне в шею, и шумно дышит. — Я себя не контролирую. Хочу тебя сожрать или трахнуть. И понятия не имею, как приструнить эти желания. Блять… Лера… ты просто космос. Я дрочу на тебя уже целую вечность.
Касается языком нежной кожи шеи и неосторожно втягивает в себя, явно собираясь оставить пару отметин.
— Ладони в кровь стер? — шепчу.
— Заработал пару огромных мозолей на члене, показать?
— Боюсь, меня хватит удар от этого зрелища, — смеюсь, смущенно прикусывая губы.
Глаза уже адаптировались к темноте, и я могу различить черты лица Матвея. Он серьезен. Смотрит пристально и без обычной бравады. Громов нависает надо мной, удерживая вес на локтях.
Мы в одной постели, под одним одеялом, и на нас чертовски мало одежды.
Еще никого и никогда я не подпускала так близко.
Никого. Никогда.
И я солгала бы, если бы сказала, что мне не страшно. Я ужасно боюсь того, что будет дальше. Боюсь откровенных прикосновений там, где только я могла себя трогать, боюсь болезненного вторжения в свое тело и боюсь по итогу остаться с разбитым сердцем, потому что в него вторжение уже произошло. Громов уже там.
— Ты нужна мне, Лер. У меня больше никого нет. Не отталкивай, ладно? — просит тихо.
Его слова, пропитанные такой тоской и болью, вспарывают мою душу.
Подняв руку, касаюсь его щеки. Пробивающаяся через кожу щетина царапает запястье. Матвей поворачивает голову вслед за моей рукой, целует ладонь.
— Я и не собиралась, глупенький… — бормочу с нежностью, но решаю что должна предупредить: — Я… у меня никого не было, никогда. Я девственница.
— Я в курсе, поэтому мы никуда не торопимся. Несмотря на то что я готов спустить в трусы от одного твоего присутствия рядом. Если ты не готова, то мы можем провести время по-другому.
— По-другому? — звучу разочарованно и пискляво. — И что мы будем делать? Беседовать? Тогда убери от меня свой вздыбленный член, у меня скоро ожог на коже от него будет!
Матвей смеется, сотрясаясь всем телом. Упирается в мой лоб своим и пытается поцеловать. Отворачиваюсь. Я обижена. И не пытаюсь это скрыть.
— Мы можем продолжить. Я хочу тебя. Я чертовски хочу в тебя. Но в любой момент могут вернуться твои предки, ты будешь об этом думать и зажиматься. А я хочу, чтобы ты думала только обо мне. Никого третьего в нашей постели не будет, Ясная. Только ты и я.
Его замечание справедливо, но это не отменяет моей внутренней обиды. Я подпустила его так близко…