Давайте, девочки
Шрифт:
Такими она их и увезла.
Фиолетовый поезд катил, наращивая скорость.
…На сей раз все было точно так же. «Если и иначе,– саркастически хмыкнул про себя Рыжюкас, – то лишь на самую малость».
Он подхватил под локоть Маленькую, помогая ей подняться в тамбур, затащил в него все тот же огромный чемодан и еще какие-то сумки с подарками для мамы…
– Доедешь – обязательно позвони, – сказал, не оборачиваясь, уже идя по перону к подземному переходу,
Сиреневый туман над нами проплывает.
Над тамбуром горит прощальная звезда.
Кондуктор не спешит, кондуктор понимает…
Он набрал ее номер через две недели:
– Ты… почему не звонишь?
– Я никогда не звоню сама. И не собираюсь к тебе набиваться. Потому что теперь все поняла. Я тебя ужене устраиваю…
– Да ни фига ты не поняла, – сказал он не очень уверенно.
Уверен он уже ни в чем не был. Хотя кое-что к разговору продумал.
– Малёк, – сказал он как можно спокойнее, стараясь интонацией проставить кавычки. – У всех вас однажды наступает очень опасный момент. Это когда вы вдруг все «абсолютно понимаете» и становитесь «умными». И это, как любишь говорить, полный звездец. Ваш «ум» вам мешает, потому что он – вопиющая глупость… Однажды доходит до того, что вы «понимаете» себе цену. И тогда вы уже ничего не в состоянии понять.
– А может быть, это просто гордость?
– Тем более, это ваша глупость. Вариантов тут не бывает.
– Ты мог бы не говорить обо мне, как о всех? Или ты убежден, что мы все одинаковые?
В этом Рыжюкас был всегда убежден.
– Так чего же ты все время ищешь?
– Дурная привычка.
Книга третья
Сначала умереть
Стендаль говорил, что вид смертного приговора не производит никакого впечатления на дикаря, не умеющего читать.
Так и Рыжюкас, оказавшись в камере изотопного сканирования, ничего не испытывал, кроме раздраженности: велели приехать к 8.30, но, сделав какой-то укол, попросили подождать аж до двенадцати… А могли, предупредить – он хоть бы почитать что-нибудь захватил.
Медики только плечами пожимали: тут люди места себе не находят, трясутся от страха, ожидая приговора судьбы, а этому – «почитать».
Драматургия тут проста.
Рыжюкас понятия не имел, куда шел. К медицине он всегда относился снисходительно, врачей обычно ни о чем не расспрашивал, хотя и выполнял их предписания беспрекословно.
Вот и сейчас: сказали провериться, назвали «процедура» – и ладно. А про то, что укол изотопный, что «процедура» должна показать, поражены ли у него метастазами кости и что если степень поражения окажется высокой, то его песенка спета – обо всем этом он и понятия не имел. И ушел раздосадованный: полдня угробил, чтобы услышать в
Глава первая
КЛИНИЧЕСКИЙ СЛУЧАЙ
На самом деле метастазы в костях у него были, критически обширные очаги. Везде у него были метастазы. Рак. Четвертая категория, то есть практически безнадежно.
Здесь тоже своя драматургия. Она в том, что при сканировании произошла ошибка: что-то у них в компьютере заглючило, илив суете, которую он же своим скандалом и создал, просто перепутали данные.
Но неведение ему помогло. Хотя бы тем, что на «процедуру» он шел безо всякого мандража, чем сберег нервы, а потом и время: успел еще кое-что свое записать, купив на почте бумагу.
Ошибка при сканировании и во врачей вселила какую-то надежду, отчего приговор Рыжюкасу поначалу был объявлен не совсем категорично, несмотря на остальные, весьма плачевные результаты обследования.
Эта отсрочка позволила ему собраться с мыслями и хоть как-то подготовиться к дальнейшим решениям и действиям.
Узнал о катастрофе Рыжюкас случайно. Про самое серьезное чаще всего так и узнаётся.
Через три дня после приезда Маленькой в Вильнюс он отвез ее в клинику к Витьке-Доктору, на консультацию и обследование. Там все было договорено, и ее положили на пару дней. А когда он ее забирал, Малёк сказала, что ему тоже надо бы провериться.
– Главврач просил тебе передать, что это обязательно.
Рыжюкас только плечами пожал. С чего бы это Витька-Доктор решил ему что-то передавать через нее? До сих пор они как-то обходились без посредников…
– Ну… Он не прямо тебе просил передать, ну, не лично…
– Ничего не понимаю. Скажи попроще.
– Там у меня не совсем в порядке анализы. Он сказал, что надо бы и всем моим «ухажерам» обязательно провериться… А ты мой единственный сексуальный партнер.
Этого еще ему не хватало! Хотя прозвучало свежо и красиво. Кем угодно, но вот «сексуальным партнером» он себя еще никогда не ощущал. А уж единственным– и тем более…
Выбрался к врачам он только после ее отъезда…
Все остальное произошло неотвратимо, как землетрясение: сначала легкие толчки и покачивание люстры, потом посыпалось с потолка, после чего стены тихо обрушились, сложившись над ним, как игральные карты…
К концу проверок Рыжюкас, разумеется, просмотрев кое-что из специальной литературы, понял, в чем там было дело – и с его пассивными настроениями последних месяцев, да и лет, которые он списывал исключительно на поражение в Вильнюсе, и с усталостью в любовных играх, и с тем, что у него постепенно пропал всякий энтузиазм давать кому-либо уроки, тем более помогать штурмовать сексуальные вершины. И вообще он стал пробуксовывать и халтурить. Хотя Малёк его как-то и раскачала, на ее, хотя бы начальное, обучение все же подвигнув.