Давайте напишем что-нибудь
Шрифт:
– Эй-эй, – крикнул Ближний. – Вы там поосторожней, Марта, а то как бы ее в красавицу не превратить! Нам же ее еще показывать. Хотя – продолжайте: она становится такая… неземная!
– Показывать ее едва ли придется, – откликнулась Марта, – настоящее художественное произведение уже почти завершено! Разве только после…
– После – это когда? – растерялся Ближний.
– Тогда! – отчеканила Марта.
– А-а-а, тогда-а-а… – протянул Ближний и улыбнулся (автор настоящего художественного произведения не знает чему).
На Бывшую же Кузькину мать было теперь любо-дорого посмотреть. Правда, сама она еще ничего не знала об ослепительной своей красоте. Исподлобья взглянув на Марту, Бывшая Кузькина мать спросила:
– А
– Я жизнь за нее отдать готова, – просто сказала Марта.
– Как же Вы тогда говорите, что у Вас Окружность на переднем плане?
– А у Вас у самой Кузька – где? На заднем! – не по делу и неизвестно за что отомстил Бывшей Кузькиной матери со своего заднего плана автор настоящего художественного произведения.
Марта аккуратно бросила на Бывшую Кузькину мать еще один взгляд, полный внутреннего света:
– У всех нас на переднем плане Абсолютно Правильная Окружность из спичек. Только каждый из нас дает ей разное имя. Имя Вашей Окружности – Кузька, моей – Татьяна и Ольга…
– А моей? – задал вопрос на засыпку песком и гравием Ближний, не отрывая, кстати, глаз от преображенной Бывшей Кузькиной матери.
– У Вашей Окружности до последнего времени как будто не было имени… Но я подозреваю, что теперь оно появилось. Это имя – Кузькина мать.
Ближний и Бывшая Кузькина мать вздрогнули – оба.
– Посмотрите на себя в зеркало, – сказал Ближний Бывшей Кузькиной матери и протянул в ее сторону пыльный осколок, который он неизвестно для чего все последнее время сжимал в дрожащей руке.
– Опять унижаете меня… – жалобно сказала Бывшая Кузькина мать. – За что?
Но пыльный осколок зеркала уже пойман был ее испуганным и тут же – счастливым взглядом:
– Там, слава Богу, не видно ничего! Больно пыльное у Вас зеркало.
– Минуточку! – сказал Ближний и стремительно протер зеркало рукавом пиджака.
– Кто это? – спросила Бывшая Кузькина мать, глядя в очищенную поверхность.
– Вы, – зачарованно прошептал Ближний.
– С каких это пор – я? – Бывшая Кузькина мать не поверила нежной правде момента.
– С… минут десяти тому назад. – Ближний закрыл глаза, не в силах видеть эту красоту. – А может, Вы всегда такой были, только никто не замечал. Или – замечал… помните, как мы плыли на доске – Вы, я и Сын Бернар? Вы с Сын Бернаром тогда еще души друг другу показывали… – и потом Вы сказали, что про все человечество начинают думать тогда, когда рядом нет человека, помните?
– Помню, – заалела, словно ясна-зоренька, Бывшая Кузькина мать.
– Вы действительно так считаете? – рассмеялась Марта из своего карцера, с любопытством взглянув на Бывшую Кузькину мать. – А что бывает, когда рядом есть человек? Тогда забывают о человечестве?
Подобного типа вопрос автор настоящего художественного произведения назвал бы уже вопросом ниже пояса… хоть это и неприлично звучит, ибо каждый знает, что ниже пояса, кроме прочего, находятся такие области, которых лучше не касаться. Но это все равно вопрос ниже пояса! Ибо Кузькина мать отнюдь не была задумана как персонаж, призванный справляться с логическими контроверзами такой сложности. Вольн'o Марте предаваться интеллектуальным играм, когда она Зеленая Госпожа! А Кузькина мать – это всего-навсего Кузькина мать… в крайнем случае – Бывшая Кузькина мать. Фигура, введенная в структуру художественного целого для устрашения наиболее строптивых персонажей. Ну, хорошо: преобразовать страшилу в красавицу силою своего внутреннего света (о происхождении которого автор настоящего художественного произведения даже понятия не имеет!) Марте, может быть, и удалось. Но преобразовать красавицу в умницу – это, извините, еще никому в мировой истории не удавалось! Будь ты хоть и Зеленая Госпожа: зеленым госпожам, кстати говоря, тоже
– Когда рядом есть человек, – уверенно повторила вслед за Мартой Бывшая Кузькина мать, – тогда забывают о человечестве. Потому как… человек и человечество несовместимы.
А что, прекрасно сказала Бывшая Кузькина мать! Человек и человечество несовместимы. Чем плох афоризм? Ну, простенький, конечно… но и сама-то Бывшая Кузькина мать, с ее зацикленностью на своем Кузьке, отнюдь не сложна! Да и зачем ей лезть в философские дебри? Там и не такие, как она, ноги ломали!
– Совсем уж у Вас все немудрено получается, – вздохнула Марта, – нет рядом человека – вспоминают про человечество, есть человек рядом – о человечестве забывают! Не бывает в мире таких простых закономерностей…
– Это в Вашем мире их не бывает, – возразила Бывшая Кузькина мать. – А в моем мире все закономерности простые. Нету воды – думают о колодце, есть вода – не думают! Нету хлеба – думают об урожае, есть хлеб – не думают. Нету любовника – думают о любви, есть любовник – о любви забывают! Так уж оно издревле меж людей ведется – и нечего тут огород городить.
В Марте от этих умозаключений чуть весь внутренний свет не потух. С трудом предотвратив короткое замыкание, она сказала – мягко как могла:
– Когда рядом есть человек, он превращается для тебя в человечество. И все человечество превращается для тебя в него.
– Вы, может быть, хотите сказать, – Бывшая Кузькина мать пыталась перевести это высказывание на язык своего немудреного мира, – что Кузька и человечество суть одно и то же?
Ответ Марты прозвучал как гром среди ясного неба и убил не только Бывшую Кузькину мать, но и вообще все живое вокруг:
– Да.
Спешу и падаю предупредить: автор настоящего художественного произведения за только что прозвучавшее «да» никакой ответственности не нес, не несет и не понесет – а значит, напрасно только что прозвучавшее «да» бросает на автора настоящего художественного произведения тень забытого предка! Да, автор в ответе за высказывания героев, но только до известных органам безопасности границ. Разделять совсем уж нелепые воззрения героев он ни в коем случае не обязан. Так что, если в глазах Марты и, может быть, Бывшей Кузькиной матери Кузька и человечество действительно суть одно и то же, то в глазах автора настоящего художественного произведения – извините! Почему? А вот почему: автор настоящего художественного произведения готов хоть сию, например, минуту умереть за счастье всего человечества, но умирать за счастье единичного Кузьки – не готов. И в этом, уверяю вас, далеко не одинок. Подойдите к незнакомцу на улице (только выберите, какой поумнее) и задайте ему самый обычный вопрос: «Готовы ли Вы, незнакомец, умереть за счастье всего человечества?» – «Конечно, готов!» – скажет Вам незнакомец и радостно умрет за счастье всего человечества. Потом просто интереса ради спросите его же: «А теперь скажите, незнакомец: за счастье Кузьки Вы тоже готовы умереть?» – «Отнюдь и отнюдь, – ответит он Вам с раздражением. – Во-первых, я уже один раз умер – за счастье всего человечества – и еще раз умирать не собираюсь. А во-вторых, кто он такой, этот Кузька, чтобы за него умирать?»
– Вы не совсем правы, – поправила автора настоящего художественного произведения Марта. – Умерев за счастье всего человечества, Ваш незнакомец тем самым умер и за счастье Кузьки, если исходить из того, что Кузька человек.
– Из того, что Кузька человек, – заверила ее Бывшая Кузькина мать, – можно вполне и вполне исходить! Это я Вам как мать Кузьки говорю.
– Вы больше не мать Кузьки, – взревел автор настоящего художественного произведения. – Вы только что прекратили ею быть. Теперь мать Кузьки – Марта.