Давите их, давите
Шрифт:
Ждали долго, даже надоело, замерзли. Дед Пидя стал Санычу какие-то намеки делать.
– Ладно, - согласился тот.
– Малость перед боем - не грех.
– Для куража, - уточнил дед.
Мы хватили самогонки, покурили, хватили еще.
– И будет, - с сожалением сказал дед, затыкая бутылку.
– Не то спьяну деревню разнесем. А вот ужо после боя… Во так вот!
– Тихо!
– вдруг сказал Саныч и лег животом на бруствер.
– Идут!
Я выглянул. Из леса выползала колонна. Несколько «Жигулей», микроавтобус
А вот знакомой «Нивы» не было. Нехорошо. И тут же забыл об этом.
Дед приник глазом к прицелу, стал вращать маховички наводки. Ствол ожил, медленно пошел вправо, потом чуть вниз, замер.
– Во так вот, - прошептал дед.
– Заряжающим будь, - напомнил Санычу.
Машины двигались медленно, угрожающе. В распутицу они здесь, конечно, не прошли бы, но сейчас подморозило, и путь был свободен, Пока. А потом им не уйти.
– И нам тоже, - прочитал и продолжил мои мысли Саныч, гнездо которого они собирались безнаказанно, точнее, показательно, разорить дотла. Чтобы другим неповадно было бунтовать. Чтобы хорошо запомнили мужики, что хозяин этой земли не хлебороб, а бандит…
– Давите их, давите!
– донесся из задней машины, видимо, через мегафон боевой бандитский клич.
– Снаряд!
– крикнул дед и открыл затвор.
Саныч загнал снаряд в казенник, дед лязгнул затвором и снова прижал глаз к прицелу.
И тут могучая ель у самой обочины качнулась, накренилась и, затрещав, стала все быстрее клониться к земле - и грохнулась поперек дороги перед первой машиной, дрожа ветвями.
Я привстал, оперся коленом о бруствер - позади колонны накренилось и рухнуло еще одно дерево.
Все, заперли. Теперь только или - или…
– Огонь!
– скомандовал себе дед и нажал спуск.
Пушка рявкнула, подпрыгнула и выбросила из ствола длинный язык пламени: между машинами встал и осыпался красно-черный куст земли, осколки льда из лужи.
Саныч звякнул затвором - вылетела дымящаяся гильза, завоняло сгоревшим порохом - кисло, тревожно.
Из кустов полетели на дорогу бутылки, оставляя за собой в чистом холодном воздухе вьющиеся хвостики дымков.
Одна удачно разбилась о крышу «жигуленка», шедшего (теперь стоящего) вторым, и его сразу охватило разлившимся пламенем и черным дымом. Другие попадали почти бесполезно: две взорвались на земле, остальные вообще не разбились.
Из подожженной машины выбросились вооруженные люди: двое из них стали кататься по земле, сбивая пламя с одежды, двое других открыли огонь по кустам. Им дружно ответили ружейные залпы.
– Откат нормальный!
– крикнул дед.
– Снаряд!
– И снова припал к прицелу, снова тронул маховичок - взрывом снаряда разметало дальнюю ель, ту, что перекрывала бандитам путь к отходу. Артиллерист!
– А ну пусти!
– вдруг взвился над нами знакомый
– Последний снаряд остался! Мазила!
Я обернулся: Яна, в сбившейся набекрень каске, вцепившись в дедов валенок, пыталась оттащить его от пушки. Дед брыкался свободной ногой, вопил:
– Уберите бабу! Снаряд!
Они ведь так пушку своротят.
Я схватил Яну в охапку и оторвал от деда вместе с валенком.
Ругаясь под нос, дед стал снова наводить пушку, поджимая босую ногу.
На дороге вовсю бушевало пламя, горящий бензин растекался по замерзшим колеям, поджигал неразбившиеся бутылки, добрался еще до одной машины, и у нее взорвался бак. Выскакивали из машин боевики, бросались в лес, в болота. Которые не замерзали даже в январе.
Машина Махноты, тыкаясь мордой туда-сюда, пыталась развернуться, нащупала проход в разметанной ели, вырвалась на свободу, стала набирать скорость.
Дед выстрелил. Снаряд разорвался почти под багажником.
– Во так вот!
– сказал дед и вырвал у Яны из рук свой валенок.
Машину подбросило взрывом, будто она получила хороший пинок под зад. У нее разом распахнулось все, что могло, - все дверцы, капот, крышка багажника, сорвались с крыльев и покатились по дороге запасные колеса.
Из машины выпали водитель и, видимо, сам Махнота. К ним, со стороны шоссе, подлетела иномарка, подхватила и умчала.
– Ты почему здесь?
– закричал я на Яну.
– Пост оставила?
Она виновато вскочила и помчалась к сараю.
Я кинул взгляд на поле затихающего боя и побежал за ней. Но мог бы и не бегать, она управилась без меня. Правда, посмотреть стоило.
За сараем завершалась локальная битва. Толстяк корчился на земле, схватившись за ногу - достал-таки его Прохор картечью. Длинноволосый, навалившись на него, колотил его лицом о землю, пытался вырвать ружье.
Разгневанная Яна, потеряв каску, разметав по ветру свои прекрасные пепельные волосы, мчалась на них, размахивая дубинкой. Перехватила ее двумя руками и со словами: «Ах ты б…!» - обрушила на голову бандита. Хорошо - не на Прошкину.
Я бросил ей наручники, похвалил и вернулся на место основной схватки.
Дед Пидя и Саныч уже мирно выпивали, сидя рядышком на бруствере, свесив ноги, похожие на двух воробышков на заборе. С дороги подтягивались наши бойцы, ведя пленных. Подошел и Андрей.
Наши бравые воины бросали в кучу трофейное оружие и строились. Вот это так да!
Бандиты - закопченные, в болотной жиже, с побитыми в азарте и праведном гневе мордами - сбились в стаю, хоронились друг за друга.
– Потери есть?
– спросил я.
– Есть, - ответил бородатый мужик с двустволкой образца 1700 года.
– Васька Клюев в самом начале сбежал.
– А с их стороны?
– Один там лежит. У него наша граната в руке взорвалась. Мы ее бросили, а он, значит, подобрал.