Давно закончилась осада... (сборник)
Шрифт:
— Сэмюэль… о Сэм…
— Он говорит, что его можно называть просто Сэм, — разъяснила девушка. — А я… мадемуазель Софи, если угодно. Простите, а как ваша имя?
— Николя, — сообщил Коля и поморщился. Но что он мог еще сказать?
— О, Николя… А можно «Ник»? Как это принято в Америке.
— Разумеется! — обрадовался Коля.
Мадмуазель Софи обернулась к Сэму и указала на Колю:
— Ник…
— Ол райт! — Сэм протянул мимо девушки ладонь. Она была широкая и твердая. Сэм крепко потряс Колину руку — так, что она чуть не выскочила из плечевого сустава. Коля осторожно освободился
— Вас, наверно, интересуют сувениры?
— Да… и они тоже, — кивнула Софи. — Но прежде всего мы хотели бы видеть интересные места. Мы много читали про осаду. Она чем-то похожа на нашу недавнюю войну…
— В которой освобождали негров?
— Да-да… Но мы не хотели бы ходить с толпой. Тем более, что мы уже отстали… Не могли бы вы показать нам знаменитый Малахов курган и… вообще, что сочтете нужным. Вам, наверно, известны здешние примечательные места?
— Конечно, мадемуазель!
Прогулка обещала быть интересной. Софи и Сэм казались славными. К тому же — из-за океана, из тех краев, где индейцы, Кордильеры, мустанги, Ниагара…
Софи обернулась к Сэму и что-то пощебетала по-английски. Сэм ответил, озабоченно сведя брови.
— Он говорит, что будет несправедливо, если из-за прогулки ваша коммерция потерпит убыток. Во сколько вы оцениваете весь свой товар?
Будь это англичане или даже французы, Коля не постеснялся бы. Но сейчас он сказал честно:
— Все вместе где-то не больше полтинника. Если вот с этой скорлупой… — и качнул пальцем тяжелый осколок бомбы.
Оказалось, что американцы запаслись русскими деньгами еще у стамбульских менял. Софи аккуратно отсчитала Коле пять новеньких гривенников, а Сэм обрадованно завязал все сувениры в узелок — в ту ситцевую тряпицу, на которой они были разложены. Затолкал узелок в нечто похожее на маленький саквояж (он снабжен был ремнем, чтобы носить на плече).
Они зашагали втроем. Софи посередине, Сэм слева (под руку с ней), Коля справа — чуть забегая вперед и оглядываясь. Вышли к оконечности бухты, свернули от рынка налево. И еще раз налево. Двинулись вдоль трактиров, лавочек и мелких гостиниц, что облепили исполинские развалины Николаевской батареи. Справа зеленел всяким чертополохом и желтел проплешинами Городской холм. Кое-где на нем алели крошечные маки.
Коля вел себя как добросовестный проводник. Показал и недостроенный храм-усыпальницу на вершине холма, и памятник Казарскому среди молодых акаций на Малом бульваре, и уцелевший дом Морского собрания, где во время осады был перевязочный пункт — печальное хозяйство знаменитого хирурга Пирогова.
Через площадь вышли к Графской пристани с ее белой колоннадой и спасенными при осаде двумя статуями и львами. По широкой лестнице спустились к причалу. Под теплыми досками настила хлюпала мелкая волна. Иногда выплескивалась через щели и прохладно щекотала ступни. Мадмуазель Софи весело ойкала и подбирала оборчатый подол, показывая белые башмачки с кнопками. Яличники хриплыми голосами наперебой зазывали пассажиров. Пахло копченой скумбрией — ее тут же продавали словоохотливые тетки. Толстый городовой в белой рубахе и при сабле покрикивал на теток, чтобы убирались — не положено, мол. Те отмахивались.
Коля среди яличников увидел знакомого.
—
— Ишь ты! Ну, хоть из Америки, все равно пятачок. Не обеднеют, небось.
Коля отдал свой пятак — тот, что получил за сардинскую бляху. Мадемуазель Софи, увидев это, замахала руками, полезла в усыпанный бисером ридикюль. Коля решительно покачал головой. Ему нравилось быть хозяином.
Ялик резво запрыгал на мелкой зыби.
Коля не забывал про свою задачу и здесь.
— Вот это, на мысу, Павловский форт. А слева, на том берегу, Михайловский. К нему во время осады протянули наплавной мост, по которому отошла армия…
Софи быстро переводила Сэму Колины слова. Он понятливо кивал (видимо, слышал про мост раньше). И улыбался Коле глазами.
— Ловко ты с ними чешешь языком, — уважительно заметил Василий Андреич.
— О чем это он? — спросила мадемуазель Софи.
Коля перевел.
— А где вы учились языку?
— Дома…
— О-о… Вы родились в этом городе, Ник?
— Нет, мы переехали сюда прошлой осенью. Из Петербурга… Но я уже привык здесь…
— Вы, наверное, сын моряка?
— Я сын морского врача… А здесь при осаде погиб мой дядя.
— Как жаль, что Франция и Россия оказались здесь врагами, — вздохнула Софи. И перевела Сэму. Тот что-то ответил.
— Сэм говорит, что война это вообще… не знаю даже, как сказать… Сэм, ну как вы можете! Такие выражения при ребенке!.. Конечно, не стану переводить!
— Скажите Сэму, что я понял, — насупленно улыбнулся Коля. — И что согласен…
Ялик ткнулся у к низкому пирсу у Корабельного берега. Отсюда тянулся проход между каменными белыми стенами. Длинный, чуть не с версту. У стен синел цикорий и росла высокая трава, похожая на крошечные пальмы. С виду красивая, но если сорвешь и разотрешь между пальцами — запах ужасный. Растение это потому и называли вонючкой. Коля это рассказал Софи, а слово «вонючка» перевел деликатно — «неприятный аромат».
Софи все пересказывала Сэму. Тот вдруг заметил:
— Какая длинная дорога…
— Да, это не очень-то интересный путь, — виновато отозвался Коля. — Но зато самый короткий до Малахова кургана.
Сэм, улыбаясь, и глядя на Колю, сказал несколько длинных фраз.
— Он говорит, что не считает дорогу скучной. Она напоминает ему детство. Рядом с его городком были похожие заборы, они огораживали выгоны. По такому проходу Сэм с приятелями бегал в ближний лес, когда удирал с уроков… А вы убегаете с уроков?
— Иногда, — уклончиво отозвался Коля, чтобы не выглядеть пай-мальчиком. И перевел разговор на другое: — Мадемуазель, наверно, невеста мистера Сэма?
— О нет! Мы просто друзья. Познакомились только на пароходе. Мистер Клеменс удивительный рассказчик, а я… видимо, благодарная слушательница… Я чуть не умерла от смеха, когда слушала его историю про новобранцев из Алабамы в военном лагере…
— Значит, Сэм все же был на войне?
— Немного. В армии конфедератов…
— Но… ведь конфедераты воевали за рабство. Неужели он… — в угасшем голосе Коли прозвучало нешуточное огорчение. Софи перевел Сэму. Тот подергал себя за ус. И опять долго говорил на ходу, поглядывая на Колю.