Давно закончилась осада... (сборник)
Шрифт:
«Это я на бегу погасил фитиль! — с ужасом подумал Коля. — Что же будет? Ниток больше нет, а… — И в этот миг грянуло.
Коля слышал взрыв третий раз в своей жизни. Однако, прежние два звучали приглушенно, почти не страшно, а этот резким треском рванул барабанные перепонки. Свистнула и врезалась в каменную стену у поворота щебенка. Фонарь подскочил, упал на бок и погас. И все упали вниз лицом. И Коля. Правда не плашмя, а на локти, чтобы не придавить котенка. Тот сипло мяукал.
Переждав звон в ушах, Коля поднялся на колени. В каменном коридоре стоял рассеянный свет. Коля с котенком на руках вслед за Фролом вышел
Глыбы на входе не было. В большом проеме клубился пыльный дым. Сквозь него пробивалось влажное солнце.
ТА САМАЯ ДЕВОЧКА?
К воде спускались долго. Скальная тропинка-лесенка стала скользкой — держись, не зевай! Всем было весело. Казалось бы, с чего? Далеко в подземный ход не попали, ни золота, ни каких-то следов лейтенанта Новосильцева не нашли. Но… ведь что-то все-таки нашли! Приключение, вспоминать о котором потом будут с азартным замиранием души. А еще — радость от того, что дружба оказалась крепче страха: не перессорились, не поддались унынию, вырвались к солнцу!
Солнце швыряло из-за скал тысячи широких лучей. Воздух оставался еще влажным, и лучи в нем были хорошо видны. Туча ушла в правую часть неба и громоздилась исполинскою горой. При солнце она была особенно темной, сизо-черной, но уже не пугала. Впереди тучи сияла громадная радуга.
В воздухе резко пахло водорослями, рыбой и солью. Он искрился мириадами рассеянных в нем крошечных капель. Они покалывали щеки, руки, ноги.
Все скакали вниз быстро и, пожалуй, чересчур беспечно. Федюня уронил фонарь — стекло вдребезги.
— Вот уж дед тебе покажет, как бить фонари! — предсказал Макарка, но без вредности, а так, дурачась.
— А вот и не покажет! Это не дедов фонарь, а наш, мы с Федюней его у пристани за Хрусталкой нашли! — звонко сообщил Савушка. И чуть не свалился, поскользнувшись, — Ибрагимка схватил его за шиворот.
— Ай, какой бестолковый…
Коле было труднее всех. Он держал у груди котенка. Женя двигался чуть впереди — готов был подхватить Колю, если тот вдруг споткнется.
Наконец спустились на песок. И лишь тогда стали разглядывать спасенного котенка, гладили, чесали за ухом. Приговаривали «у, какой мурластый», «хорошая киса»… Никто не сказал Коле, что он герой. И сам он про такое не думал. Хорошо, что все так закончилось. Он впитывал в себя ласковое урчание котенка и был счастлив. Только вот щиколотку жгло надоедливой болью. Кажется, пламя фитиля успело лизнуть Колю по ноге, когда он проскакивал к гранате. Коля потер одну ногу о другую.
Фрол наконец сказал ему:
— Лихо ты рванул. Я сперва не понял, думал ты спятил. А потом смотрю, этот зверь… И откуда появился?
— Небось, в щель пролез, — догадался Ибрагимка. — Может, думал, что там птичьи гнезда.
— Он еще малой. Такие не охотятся, — сказал Федюня.
— Не такой уж малой, — сказал Макарка.
Котенок был взрослее того, которого Коля и Оленька нашли весной. Старше, наверно, как раз на те два с лишним месяца, что прошли с той предпасхальной ночи. Если сравнивать с человеческим возрастом, то Оленькин котенок был вроде Савушки, а этот — как Коля или Женя…
— Можно я подержу кису? — попросил Савушка.
Коля отдал котенка — тот пошел к Савушке охотно.
Послегрозовая свежесть таяла. В воздухе
— Смоем все страхи, — хмыкнул Фрол. — А потом уж перекусим….
Быстро скинули одежду — все, кроме Савушки.
— Я пока не буду. Подержу кошку, чтобы не убежала.
Все сочли это разумным. Только Макарка сказал:
— Это не кошка, а кот…
Купались долго. Коля наконец устал плавать и встал в прозрачной воде по горло. Закашлялся — мелкая волна дурашливо плеснула ему в открытый рот йодистой горькой солью. Рядом оказался Женя.
— Проглоти слюну, чтобы не так горчило.
— А, пустяки! Я люблю морскую воду.
— Какой ты молодец…
— А чего тут такого? — удивился Коля. — Морская соль полезна для здоровья.
— Я не про соль, а про котенка. Как ты здорово рассчитал! Как метнулся…
— Я ничего не рассчитывал! Я… меня будто толкнуло… Как тебя тогда на бастионе. Помнишь, ты говорил?
Наконец, все выбрались на берег. Попрыгали, чтобы вытряхнуть из ушей воду. Стали натягивать штаны и рубахи — жариться на солнце больше не хотелось, будет перебор… Савушка принес котенка Коле.
— Подержи теперь, я окунусь.
— Давай… Далеко в воду не заходи… — Савушка, конечно, умел плавать, но мало ли что, если один…
Женя опять стал рядом.
— А Татьяна Фаддеевна разрешит держать дома котенка?
— Я… не знаю. Разрешит, я думаю… А разве я должен взять его себе?
— А разве нет? Ведь ты же его спас. Он теперь тебе… ну, как родня.
— Ой, и правда… Ну, если родня, то обязательно разрешит. Только не надо ей говорить, как я его спас. А то ужас, что будет… Я знаешь, как его назову? Бусый… Буська.
Котенок на руках у Коли замурлыкал громче и стал тереться усатой щекой о синий галстучек на его груди.
— Ай, а где Савушка?! — звонко сказал Ибрагимка.
Место, где только что мелькала Савушкина голова, было пустым. Лишь рябила и сверкала под солнцем вода…
Федюня и Женя бросились первыми. Фрол следом. Потом и остальные. Коля оказался последним. Когда он забежал в воду по грудь, то понял, что до сих пор держит котенка. Метнулся обратно, посадил котенка на ближний камень и кинулся в воду опять. Запнулся, упал в волну с головой, поднялся и увидел, что Федюня и Женя — уже по пояс в воде — несут Савушку на берег. Остальные шли по сторонам.
Голова Савушки была откинута, глаза полузакрыты, руки и ноги болтались.
Едва ступили на берег, Фрол рывком положил Савушку себе на колено, крепко хлопнул по спине, запустил ему пальцы в рот. Изо рта побежала вода, но Савушка не шевельнулся. Фрол бросил его спиной на песок, начал сгибать и разгибать Савушкины тоненькие руки. Видимо, он где-то слышал, как откачивают утопленников… Он старался изо всех сил…
А время бежало. Оно летело со свистом и звоном мимо Колиных ушей, в нем были нарастающий ужас и отчаяние. Потому что Савушка был по-прежнему неподвижный, неживой. Мертво белели из-под прикрытых век глазные яблоки… Коля смотрел будто сквозь мутноватое стекло. И в то же время замечал все подробности: громадно раскрытые, отчаянные глаза Федюни, закушенные губы Жени, плачущую гримасу Макарки, острые ключицы Ибрагимки под облепившей его рубашкой. И даже то, как спокойно, никуда не убегая, смотрит на все происходяшее серый худой котенок.