Давняя история
Шрифт:
Вова взял стаканчик, но не выпил, поставил на стол:
— Не понимаю я твоего тона, Алексей. Что произошло?
— А вот что. Сижу я спокойно в кабинете… И вдруг — как снег на голову — визит инспектора. Что-то они нашли, обнаружили, не знаю что — он скажет разве? — и снова ворошат это дело.
— Да ведь пятнадцать лет прошло, и тогда, в первый раз, ни тебя, ни меня…
— Никто не трогал. В том-то и гвоздь.
— Но он должен был объяснить. Ты спросил?
—
— Да откуда известно, что ты ее знал?
— Видишь ли, у них «есть основания полагать, что она бывала в доме Борщевой».
— Что же ты сказал?
— Что я сказал? Мало у меня текущих хлопот? Сказал, знал ее, как все, в буфете работала, случалось парой слов переброситься.
Курилов потянул к себе стакан, отхлебнул все-таки.
— Забавно, — повторил он. — Забавно. Командор покинул кладбище. Нет, сама донна Анна. Чтобы покарать Дон-Жуана.
— Смысла в твоих словах не вижу, Вова.
— А какой тебе смысл видеть в них смысл?
— Каламбуришь? Ладно. Зачем пререкаться… Считаю я, Вова, что грязь эта нам ни к чему. Следствию помочь мы не можем, ничего нового сообщить я, например, не могу.
— Ну, раз ты не можешь, я тем более.
— Вот именно. К нам она не ходила, дел мы с ней никаких не имели, и, вообще, удивлены.
— Весьма удивлены.
Слово это — «удивлены» — Курилов произнес так подчеркнуто, что Мухин глянул на него недобро:
— Или ты не удивлен?
— Разумеется, удивлен. Интересно, кого подозревают на этот раз?
— Не знаю. Тебя это волнует?
— С какой стати? Пусть ищут. Не вижу оснований тревожиться.
— Брось. Найдут или не найдут, а сплетня появится. Да и не только сплетня. Муж-то чуть не сел.
— То муж. А мы при чем? К нам она не ходила.
— Не ходила, — подтвердил Мухин упрямо, отвергая откровенную насмешку.
— Ты, однако, обеспокоен. Гораздо больше, чем полагается при спокойной совести.
— Не подначивай, Вова. Да, я обеспокоен. Не вовремя эта история. Да ты разве поймешь? Тебе терять нечего, а мне есть…
Курилов скривил губы:
— Пятнадцать лет назад и тебе нечего было терять, однако и тогда ты был очень обеспокоен. Впрочем, извини. Тебе нечего было терять, но ты мог приобрести, и тебе хотелось приобрести.
— Хотелось! — согласился Мухин с вызовом. — Потому что я человек, а не таранка, как ты. Я жить люблю, понимаешь? Нравится мне это. А ты…
Вова поднял тонкие пальцы:
— Попрошу не переходить на личности. Мы ведь старые друзья.
— И откуда только ты в том флигеле взялся!
— Я вижу, что
— Скотина!
Курилов пожал плечами:
— Как все, Муха, как все… А возможно, и получше других. Вот размышляю, чем бы тебе помочь.
— Спасибо. Раз уже помог.
— А разве нет?
Мухин не ответил.
— Итак, товарищ Разин… Не Степан ли Тимофеевич?
— Мазин, а не Разин.
— Не Разин? Это уже легче…
Постепенно они менялись ролями. Курилов обретал самоуверенность, а Мухин, несмотря на выпитое, заметно терял запас бодрости, и начал злиться, выслушивая Вовины колкости.
— Товарищ Мазин посетил тебя. Ты сказал «нет», и примчался уговаривать меня повторить слово, которое кажется тебе магическим и спасительным, а на самом деле свидетельствует лишь о недостатке воображения… Но предположим, я согласен. Во имя старой дружбы.
Мухин усмехнулся.
— Однако это не самая трудная часть задачи, — продолжал Курилов. — Трудность в Стасе.
— То-то и оно.
— Ты уже был у него?
— Нет. И не поеду. Разговор не получится.
— Пожалуй. Хочешь, чтобы съездил я?
— Лучше позвонить. Время-то не ждет.
— И товарищ Мазин тоже? Хорошо. Заказывай разговор. Чего не сделаешь для друга!
— Оставь дружбу в покое. Я в долгу не останусь. Ты же знаешь.
Вова наклонил голову, и прядь светлых, слипшихся волос упала на лоб.
— Ну что ты! Я и так всем тебе обязан.
Мухин отвернулся к телефону, укрепленному на стене:
— Междугородняя?.. Да, да, девушка… Срочный! Курилов говорить будет.
Вдалеке над морем разорвались, разошлись тучи, заблестели, зарябили позеленевшие волны, и поток света, вспыхнувшего высоко в небе, пролился на берег, на мраморные колонны, глинистые раскопы и проник через окно в контору. Мухин прищурился, и на лице его углубились морщинки, перепутались с синеватыми прожилками. Оставаясь в тени, Курилов рассматривал бывшего приятеля.
— Уступаешь времени, Муха.
— Постарел?
— Поистрепался. Брюхо распустил, волосы теряешь… А ведь красавец был. Моряк, красивый сам собою.
— Был, — согласился Мухин без раздражения, смягченный признанием былой привлекательности. — На внешность не жаловался. Да и сейчас еще ничего. Врешь ты со зла.
Звонок пресек их пререкания. Вова схватил трубку. Мухин подошел, придвинулся вплотную, чтобы слышать каждое слово.
— Витковский… Кто меня спрашивает?