Давняя история
Шрифт:
Гордиться нечем было.
Однако именно вы устроили ее в университетскую столовую?
— Я. А зачем? Она в кафе работала. На бойком месте. Пьяных полно, каждый привязаться норовит. Я и посоветовал: переходи в университет, там люди приличные, сама ты молодая, два года, как школу закончила, поработаешь немного, глядишь, и учиться поступишь. Да куда там! Все в кафе свое бегала, к подружкам задушевным, особенно к Кларке этой, что на суде меня грязью поливала, а сама ребенка незаконного прижила.
—
— Кому ж хочется, чтобы жену в омут толкали! «Что с твоих студентов возьмешь? А в кафе, как сыр в масле, каталась бы!» Вот что ей там пели. А мне чаевые ни к чему были. Не для того женился, чтобы жена полтинники собирала. Мне семья нужна была, а не потаскуха, которая каждому улыбается за гривенник. Заработать я и сам мог.
Воспоминания все-таки взволновали Вилена Гусева, и Мазин отметил, как ненапускное равнодушие его противоречиво сочетается с затаившимся глубоко беспокойством.
— Если и знал кто, зачем понесло Татьяну на эту проклятую улицу, так одна Кларка. Да уж она не скажет, будьте уверены. И никто вам больше ничего не скажет. Похоронено! — повторил зубной техник это видно нравящееся ему слово. — Медальон и тот из земли откопали.
— Знаете, где?
— На Портовой, что ли?
— Почти. На месте старенького домишка, который снесли недавно. А жили в нем в то время студенты.
— Что из того?
— Они могли знать вашу жену.
Гусев качнулся в кресле. Вперед, назад.
— И ограбить могли?
— Трудно сказать, но проверить не мешает.
— Зачем же вы мне медальон принесли? Покажите им, спросите.
Он опять подчеркнул нежелание взять медальон.
— Возможно, это потребуется, — согласился Мазин. — А пока я хочу назвать вам фамилии бывших студентов. Не знакомы ли они вам?
Гусев выслушал внимательно, подумал:
— Нет, таких не знаю. И не знал никогда, — добавил твердо.
И еще две встречи состоялись у Мазина…
Последний народ, поторапливаясь под осуждающими взглядами раздатчиц, дожевывал свои бутерброды, когда вошел он в кафе-закусочную «Аист».
— Пожалуйста, Клавдию Ивановну Сибирькову, — попросил он.
Сибирькова была где-то рядом и слышала просьбу Мазина. Она вышла из-за стойки и с некоторым недоумением посмотрела на незнакомого человека, назвавшего ее по имени и отчеству:
— Вы ко мне?
— К вам. От Скворцова Петра Даниловича.
— Простите, не припоминаю.
— Не мудрено. Пятнадцать лет назад вам с ним дело иметь приходилось. По поводу подруги вашей… Татьяны Гусевой.
— Вот оно что… Это из милиции, да? Майор, Кажется?
— Теперь комиссар, Клавдия Ивановна. Годы-то бегут. И в вашей жизни немало перемен произошло.
Перед
Сибирькова провела пухлыми пальцами По пластиковой поверхности столика, будто проверяла, не запылился ли он. На пальце засветилось массивное обручальное кольцо. Мазин вспомнил: «А сама ребенка незаконного прижила».
— Может быть, ко мне зайдем?
У входа в служебное помещение она пропустила его вперед и, задержавшись на минуту, сказала что-то раздатчице. Сам он тем временем рассматривал вывешенные на стенке обязательства коллектива кафе.
— Все выполняется, — заверила вошедшая Сибирькова.
— Это хорошо, — одобрил Мазин, улыбнувшись. — Так вот, Клавдия Ивановна, зашел у нас с Петром Даниловичем разговор о прошлых временах. Вспомнили и о вас. — Мазин говорил правду, он действительно расспросил комиссара о Сибирьковой. — Петр Данилович, правда, Кларой вас называл…
Сибирькова слегка покраснела:
— Это по молодости. Выдумка была, чтобы красивее…
— Я не в упрек. Я это имя напомнил, чтобы смогли вы получше то время в памяти восстановить, когда дружили с Таней Гусевой.
— Татьяну мне никогда не забыть.
— Большие подруги были?
— Большие.
— Я почувствовал это, когда перечитывал материалы дела, и ваши показания, в частности. Горячо говорили, даже по протоколу чувствуется. Вы тогда мужа Гусевой виновником гибели ее считали?
— Было и такое, да зачем это сейчас? Суд разобрался, бандит Татьяну убил.
— Возможно. Но не найден он, а следовательно, обязаны мы работать, искать. Вот и пришлось еще раз вас побеспокоить.
— Беспокойте, если нужным находите.
Открылась дверь после короткого стука, и вошла раздатчица с подносом, на котором красовался графинчик и закуски в тарелочках. Мазин подождал, пока она поставит все на стол и выйдет.
— Показалось мне, Клавдия Ивановка, противоречивым одно место в ваших показаниях. — Он поднял свой портфель, расстегнул боковую «молнию» и достал папку со страничками голубого когда-то, а теперь серого, невыразительного цвета с пожелтевшими чернильными строчками. — Разрешите прочитать?