Дай мне руку, тьма

Лихэйн Деннис

— Верно. Вы хорошо научили меня, Джерри.

— Сколько жизней ты исковеркал, чтобы добраться до меня? — спросил он.

Я подумал о Джеке и Кевине. О Грейс и Мэй. И, конечно же, о Филе.

— Немало, — сказал я.

Он рассмеялся.

— Хорошо. Хорошо. Даже забавно, правда? Я понимаю, ты никогда не убивал никого намеренно. Верно? Но, скажу откровенно, я тоже не планировал превратить это в профессию на всю жизнь. После того как я в состоянии аффекта совершенно непреднамеренно убил свою жену… да, убил жену, я почувствовал себя ужасно. Меня рвало. По ночам обливался холодным

потом. Так длилось две недели. И вот однажды ночью я ехал по заброшенной дороге недалеко от Мэнсфилда, где на милю взад и вперед не встретишь ни одной машины. Мимо меня проезжал парнишка на велосипеде, и во мне вдруг возник импульс, самый сильный за всю мою жизнь. Я ехал справа от него, видел рефлекторы на мотоцикле, его лицо, серьезное и сосредоточенное, но некий голос мне сказал: «Давай по колесу, Джерри. Давай». И я ударил. Я лишь повернул руль чуть влево, и парень вспорхнул и влетел в дерево. Я вернулся к нему, он был едва жив. Я стоял и смотрел, как он умирает. И я воспрял, мне стало хорошо. А дальше — лучше. Следующим был негритянский паренек, знавший, что я подставил другого за убийство своей жены, за ними последовали другие, вплоть до Кола Моррисона. Мое самочувствие все улучшалось и улучшалось. И я не жалею. Извини, но это так. Поэтому, когда ты убьешь меня…

— Я не собираюсь убивать вас, Джерри.

— Что? — Его голова подалась назад.

— Вы меня слышали. Пусть кто-то другой отправляет вас в ореол славы. Для меня вы плевок, а не человек. Вы ничто. Вы не достойны ни пули, ни греха на моей душе за то, что я убью вас.

— Снова пытаешься разозлить меня, Патрик? — Он снял Кэмпбела Роусона с плеча и поднял его в воздух.

Я повернул запястье таким образом, что цилиндрик выпал мне в ладонь, и пожал плечами.

— Вы посмешище, Джерри. Я знаю, что говорю.

— Неужели?

— Именно так. — Мои глаза встретились с его твердым взглядом. — И, как всему на свете, вам придет замена, самое большее через неделю. Появится еще какой-нибудь урод, больной шизик, убивающий людей, и все газеты штата и страны будут трубить о нем, а вы станете вчерашним обедом. Что ж, ваши пятнадцать минут истекли, Джерри. И прошли они без каких-либо «знаков».

Джерри стащил мальчика вниз, вновь ухватил за лодыжки, а палец прижал к курку дробовика, Дэниэль закрыла один глаз в ожидании неизбежной вспышки, но второй оставила открытым, не спуская его с сына.

— Вот уж это они у меня запомнят, — сказал Джерри. — Можете мне поверить!

Но когда он, став в позу игрока, подающего мяч в футболе, отвел руку назад, находящийся в ней малыш Кэмпбел внезапно выскользнул и исчез в темноте за его спиной. Маленькое белое тельце будто вернулось обратно в утробу матери.

И когда Джерри перенес взмах руки вперед, чтобы бросить ребенка в воздух, того уже не было в его руке.

Он в недоумении посмотрел вниз, я же прыгнул вперед и, упав коленями на лед, просунул указательный палец левой руки между спусковым крючком и предохранителем.

Джерри нажал на спусковой крючок. Когда он нащупал мой палец, то посмотрел на меня и нажал с такой силой, что сломал мне палец.

В его левой руке появилось длинное лезвие, а я вдавил одноразовый выстрел в его правую ладонь.

Джерри

взвизгнул раньше, чем я нажал на спуск. Звук был очень высоким, похожим на лай или вой гиены, а погружение бритвы в мою шею, затем в челюсть напоминало прикосновение кончика языка возлюбленной.

Я освободил спусковой крючок на одноразовом выстреле, но ничего не произошло.

Джерри закричал еще громче, лезвие вынырнуло из моего тела, затем впилось в него снова, я крепко стиснул закрытые глаза и трижды дернул спусковой крючок.

И тут рука Джерри взорвалась.

Моя тоже.

Лезвие упало на лед возле моих коленей после того, как я выпустил одноразовый выстрел, а огонь захватил электропровод и бензин на руке Джерри, а также прядь волос на голове Дэниэль.

Джерри откинул голову назад, широко открыл рот и стал в экстазе мычать.

Я схватил лезвие, но почти не почувствовал этого, так как нервы на моей руке, видимо, потеряли чувствительность.

Я вонзил его в электропровод у рукоятки дробовика, после чего Дэниэль рухнула на лед и, откатившись, сунула голову в заснеженный песок.

Мой сломанный палец высвободился из дробовика, а Джерри направил ствол прямо мне в голову.

Отверстия двойного канала ствола дробовика возникли из тьмы, как глаза существа без души и милосердия, и я поднял голову, чтобы встретить их, но вопль Джерри, когда огонь лизнул его шею, перекрыл все звуки.

Прощайте, друзья мои, подумал я. Спасибо за все.

Первые два выстрела Оскара пришлись в затылок Джерри, и пули вышли наружу в центре его лба, третий же угодил ему в спину.

Дробовик в пылающей руке Джерри дернулся вверх, после чего разразился несколькими выстрелами, от которых Джерри задергался как марионетка, и наконец свалился на землю. Дробовик пальнул еще дважды и продырявил отверстия во льду перед ним.

Сначала Джерри опустился на колени, и в какое-то мгновение я не мог определить, жив он или нет. Его рыжие волосы пылали, а голова съехала влево, один глаз исчез в огне, другой подмигивал мне сквозь клубы дыма, и в его зрачке светился веселый огонек.

Патрик, говорил мне глаз сквозь пелену дыма, ты все еще ничего не знаешь.

По другую сторону трупа Джерри поднялась фигура Оскара, крепко прижимающего к своей массивной, глубоко дышащей груди Кэмпбела Роусона.

Их вид — что-то мягкое и нежное в руках чего-то мощного и могучего — заставил меня рассмеяться.

Оскар вышел из темноты, обходя пылающее тело Джерри, и пошел ко мне, я же в это время почувствовал прилив жаркой волны — это загорелся бензиновый круг, охватывая Джерри.

Гори, подумал я. Гори. Да простит меня Бог, но гори.

Оскар приблизился, пламя вспыхнуло ярче, от чего я рассмеялся еще сильнее, в то время как он смотрел на все довольно отстраненно, не испытывая особых впечатлений.

Я почувствовал холодное прикосновение чьих-то губ к моему уху, но, когда обернулся, Дэниэль уже спешила взять своего ребенка у Оскара.

Его мощная тень надвигалась на меня по мере его приближения, я смотрел на него вверх, а он долго разглядывал меня.

— Как дела, Патрик? — сказал он и широко улыбнулся.