Дай мне руку, тьма
Шрифт:
Деревья, баскетбольные сетки, гимнастические снаряды и качели — все выглядело сделанным из стекла.
Джерри стоял посреди площадки, там, где первоначально собирались построить фонтан, но когда мэрия поняла, что у них не хватит денег, то ограничились простым цементным бассейном, окруженным скамейками. Иными словами, это было место, куда можно было прийти с детьми и убедиться, на что истрачены деньги налогоплательщиков.
Машина Джерри стояла здесь же, рядом; когда я подошел, он стоял, облокотившись на капот. Ребенка за спиной у него мне не было видно, но стоявшая у его ног
Она напомнила мне снимки женщин, виденных мною в Аушвице, Дахау или Боснии. Похоже, она понимала, что жизнь ее дошла до грани, когда помощи ждать неоткуда.
— Привет, Патрик, — сказал Джерри. — Остановись, достаточно.
Я остановился в шести футах от машины и в четырех от Дэниэль Роусон, обнаружив, что касаюсь носком ботинка бензинового круга на льду.
— Привет, Джерри, — сказал я.
— Ты ужасно спокоен, — он поднял мокрую от бензина бровь. Его рыжеватые волосы прилипли к голове.
— Просто устал, — сказал я.
— Глаза покраснели.
— Верю тебе на слово.
— Филипп Димасси мертв, надо полагать.
— Да.
— Ты оплакивал его.
— Да. Верно.
Я посмотрел на Дэниэль Роусон, и мне понадобилось недюжинное усилие, чтобы почувствовать к ней сострадание.
— Патрик?
Он вновь облокотился о машину, отчего дробовик, привязанный к голове Дэниэль Роусон, потянул ее за собой к нему.
— Да, Джерри?
— Ты в шоке?
— Не знаю… — Я повернул голову, посмотрел вокруг: на призмы льда и черную морось, на белые и синие огни фар полицейских машин, на полицейских и федеральных агентов, вжавшихся в корпуса машин, слившихся с телефонными столбами, притаившихся на крышах домов, окружающих площадку. Все они, до последнего человека, держали оружие наготове.
Пистолеты, ружья, автоматы. Триста шестьдесят градусов чистого насилия.
— Думаю, ты все-таки в шоке. — Джерри кивнул сам себе.
— Может и так, черт возьми, Джерри, — сказал я и почесал голову, волосы насквозь промокли от дождя, — я не спал двое суток, вы убили или ранили почти каждого, кто мне дорог. Объясни, что я должен после этого чувствовать?
— Любопытство, — сказал он.
— Любопытство?
— Да, именно, — повторил он и так дернул дробовик, что шея Дэниэль Роусон резко изогнулась, а голова ударилась о его колено.
Я смотрел на нее, но в ней не было ни страха, ни гнева. Она была покорна. Как и я. Попытался ощутить некую связь между нами на этой почве, но безуспешно.
Я посмотрел на Джерри.
— Любопытство к чему, Джерри? — Я провел рукой по бедру, нащупав курок пистолета. До меня дошло, что он не потребовал положить оружие. Странно.
— Ко мне, — сказал он. — Я убил множество людей, Патрик.
— Браво.
Он вздернул дробовик, и колени Дэниэль Роусон оторвались от льда.
— Тебя это развлекает? — спросил он, и его палец крепко сжался вокруг спускового крючка.
— Нет,
В эту минуту я заметил, как в темноте над корпусом машины выдвинулась часть забора, и на ее месте образовалось пустое пространство. Затем забор вернулся на место, а пустота исчезла.
— По фигу? — переспросил Джерри. — Вот что я тебе скажу, Пэт: посмотрим, насколько тебе действительно все безразлично. — Он завел руки назад, перенес вперед ребенка, крепко держа его за одежду на спине, и поднял его в воздух. — Весит меньше, чем некоторые камни, которые я когда-то поднимал, — сказал он.
Ребенок был еще под воздействием лекарств. А возможно, мертв, не знаю. Его глазки были крепко зажмурены, как от боли, а маленькую головку покрывали светлые перышки слипшихся волос. На вид малыш казался легче подушки.
Дэниэль Роусон взглянула вверх и уткнулась головой в колени Джерри; ее крик заглушала лента, облепившая рот.
— Собираетесь швырнуть малыша, Джерри?
— Конечно, — ответил он. — А что?
Я пожал плечами.
— Да ничего. Он ведь не мой.
Глаза Дэниэль округлились, а ее зрачки прокляли меня.
— Ты опустошен, Пат.
Я кивнул.
— У меня ничего не осталось, Джерри.
— Достань свой пистолет, Пат.
Я достал. И направился, чтобы выбросить его в замерзший снег.
— Нет, нет, — сказал Джерри. — Держи его при себе.
— Держать при себе?
— Совершенно верно. Более того, вставь патрон и целься в меня. Давай. Будет весело.
Я сделал, как он сказал, поднял руку и прицелился ему в лоб.
— Уже намного лучше, — сказал Джерри. — Мне жаль, что это я так опустошил тебя, Патрик.
— Да ни хрена тебе не жаль. В этом для вас был особый смысл. Разве не так?
Он улыбнулся.
— Что ты имеешь в виду?
— Вы хотели на практике доказать свою дебильную теорию «антигуманизма». Верно?
Он пожал плечами.
— Некоторым она не кажется дебильной.
— Некоторые покупают недвижимость в Арктике, Джерри.
Он засмеялся.
— С Эвандро она показала себя прекрасно.
— Именно поэтому вам понадобилось целых двадцать лет, чтобы вернуться?
— Я никогда и не уходил, Патрик. Но в рамках моего эксперимента по части свойств человека вообще и моей особой веры в число три, да, нам с Алеком пришлось ждать, пока вы все вырастете и пока Алек не найдет достойного третьего кандидата в лице Эвандро. А потом у меня годы ушли на планирование, а у Алека — на подготовку Эвандро, пока мы не убедились в том, что он — один из нас. По-моему, это огромный успех, разве нет?
— Разумеется, Джерри, как скажешь.
Он поднял ребенка так, что его голова оказалась направлена прямо на лед, и стал искать подходящее место для удара.
— Что собираешься делать, Патрик?
— Не знаю, что я тут могу, Джер.
Он улыбнулся.
— Если выстрелишь в меня, мать точно умрет, ребенок — возможно.
— Идет.
— Не выстрелишь — я размозжу голову ребенка о лед.
Дэниэль дернулась о дробовик.
— И в таком случае, — продолжил Джерри, — погибнут оба. Итак, предлагаю тебе выбор. Что скажешь, Патрик?