Дай мне руку, тьма
Шрифт:
Джамаль Купер. Жертва Номер Один. Боже.
— Джерри — один из самых жутких уродов на этой планете, придурок.
— А тебе никогда не приходило в голову, что он мог быть напарником Хардимена? — спросил я.
Все посмотрели на меня.
— Хардимена?.. — Рот Джека вновь широко открылся, и его челюсти под тонкой кожей пришли в движение. — Нет, нет. Конечно, Джерри опасен, но он не…
— Ну, ну, Джек?
— Он не серийный убийца-психопат.
Я покачал головой.
— Как
Джек посмотрел на меня.
— Чушь, Кензи, ведь Джерри из нашей округи. Среди нас не мог вырасти нелюдь, подобный ему.
Я покачал головой.
— Между прочим, ты тоже из нашей округи, Джек. И мой отец. А что вы оба натворили на том складе?
Я пошел обратно вдоль дорожки, но он бросил мне вслед:
— А как насчет тебя, Кензи? И того, что ты устроил здесь сегодня?
Я оглянулся и увидел Кевина, еще не потерявшего сознание, несмотря на боль, его рот и подбородок были залиты кровью.
— Я никого не убил, Джек.
— Но если б я не заговорил, убил бы. Да, убил бы.
Не останавливаясь, я обернулся.
— Хочешь выставить себя чистеньким, а, Кензи? Подумай над тем, что я тебе сказал. Помни, что ты мог бы сделать.
Из темноты впереди меня раздались выстрелы. Я видел вспышку и буквально почувствовал полет первой пули над своим плечом.
Я упал на пол в тот момент, когда вторая пуля прорвалась из темноты в свет.
Позади я услышал два леденящих душу звука от встречи металла с человеческой плотью.
Из темноты появился Пайн, на ходу снимая глушитель с пистолета. Его руки в перчатках были окутаны дымом.
Я обернулся.
Фил стоял на коленях, закрыв голову руками.
Бубба стоял с запрокинутой головой, вливая себе в рот водку из бутылки.
Кевин Херлихи и Джек Рауз смотрели на меня немигающим взором, посреди лба у каждого зияла аккуратная дырка.
— Пришло время для супермена, — сказал Пайн, подавая мне руку в перчатке.
Глава 37
Когда мы спускались в лифте вниз, мне не понравился взгляд Пайна, направленный на Фила, который стоял с опущенной головой, опершись на «порш», как будто нуждался в дополнительной поддержке. Взгляд Пайна был неподвижным.
Не доезжая до первого этажа, Пайн что-то сказал Буббе, и тот в ответ засунул руки в карманы пальто и пожал плечами.
Двери лифта раскрылись, мы влезли в машину, выехали через заднюю дверь и свернули на проулок, ведущий к Саут-стрит.
— О, Господи, — сказал Фил.
Я медленно вел машину по проулку, сосредоточив взгляд на лучах от передних фар, рассекающих тягостную темень впереди.
— Останови машину, — с отчаянием проговорил Фил.
— Нет, Фил.
— Пожалуйста. Меня
— Знаю, — сказал я. — Но ты должен потерпеть, пока мы не покинем зону их видимости.
— Но почему, Боже ты мой?
Я выехал на Саут-стрит.
— Потому что, если Пайн или Бубба увидят, что тебя рвет, то убедятся, что тебе нельзя доверять. Держись.
Я проехал квартал, свернул направо и, прибавив скорость, поехал по Саммер-стрит. Миновав полквартала после Саут Стейшн, я завернул за здание почты, проверил, не начинается ли загрузка почтовых машин, и лишь тогда остановился у мусорных баков.
Фил выскочил из машины еще до остановки, и я включил радио, чтобы не слышать звуки, издаваемые его телом, взбунтовавшимся против того, что ему пришлось увидеть.
Я включил звук на полную мощность, и окна буквально завибрировали под песню группы «Спондж» — «Плауд», рвущуюся из динамиков, мощные гитарные рифы впивались мне в мозг.
Два человека были убиты, и я сам чуть не спустил курок. Они не были невинными обывателями. И тем не менее они были человеческими существами.
Фил вернулся в машину, я подал ему салфетку и уменьшил звук. Он вытер салфеткой рот, я выехал обратно на Саммер-стрит и направился в сторону Саути.
— Почему он убил их? Они ведь сказали нам все, что было нужно.
— Они ослушались своего босса. А тебе лучше оставить свои «почему», Фил.
— Но, ради Бога, он только что застрелил их! Он вытащил пистолет, а они ведь были связаны, и я стоял рядом, глядя на них, и тут — черт — ни звука, ничего, одни только дыры.
— Послушай, Фил.
Я припарковался у обочины дороги на темном участке возле арабской кофейни, и аромат жареного кофе пытался перебить запах мазута и бензина, идущий от доков слева.
Фил закрыл глаза руками.
— О, Господи!
— Фил! Черт возьми, посмотри на меня!
Он опустил руки.
— Что?
— Этого никогда не было. Понял? — Видимо, я орал, поэтому Фил отпрянул от меня в темноту салона, но мне было все равно. — Ты тоже хочешь умереть? Да? Речь сейчас именно об этом, Фил.
— О, Господи. Я? Почему?
— Потому что ты свидетель.
— Знаю, но…
— «Но» не дает тебе выбора. Все очень просто, Фил. Ты жив, потому что Бубба никогда не убьет того, кто для меня что-то значит. Ты жив, потому что он убедил Пайна, что я буду держать тебя в узде. Что до меня, то я жив, потому что они знают: я буду молчать. И кстати, мы оба вполне можем загреметь в тюрьму за двойное убийство как соучастники. Но до этого никогда не дойдет, потому что, если у Пайна появится причина для беспокойства, он просто-напросто убьет сначала тебя, затем меня, а потом, возможно, и Буббу.