Дай мне знать, если все еще…
Шрифт:
– Черт! – Я получила отказ от одной компании, с которой планировала длительное сотрудничество. Мне не всегда удавалось владеть собственными эмоциями. И «черт» с оттенком злости вырвалось у меня вслух. А ведь Ты всегда говорил, что нужно быть более сдержанной. Только кому этому нужно? Мне? Я не хотела сдерживать эмоции, и никогда Тебя не слушала.
Он пронизывал насквозь. Этот взгляд, который может принадлежать только самовлюбленному и эгоистичному мужчине. Я чувствовала, как начинала внутри закипать, внешне сохраняя мнимое спокойствие и невозмутимость.
– Латте с корицей? Эту глупую вопросительную фразу он произнес с надеждой завести со мной разговор. Я это знала. Услышал русскую речь, и пытался словить
Во мне закипала злоба. Какое он имеет право врываться в мое личное пространство? Несколько вариантов жесткого ответа пронеслось в моей голове прежде, чем я подняла на него взгляд.
Молчание. Расплывчатый силуэт и все, что наполняло помещение – в легкой дымке. Очередной прилив злобы?
– Простите, я занята.
После моего короткого ответа не прошло и десяти секунд, как в помещение снова ворвался поток прохладного осеннего воздуха. Все тише становился тяжелый мужской шаг, и едва слышно закрылась дверь.
Одна из моих сверхспособностей: моментально переключаться. Но это было только мнимое «переключение». Настоящая буря разрывала изнутри и опустошала до легкого онемения конечностей.
Я никогда не мечтала быть принцессой или ближе к реалиям: певицей, актрисой, моделью… Я хотела свободы, а работа всегда вызывала ассоциации с приношением свободы в жертву. По крайней мере, так я видела на примере своих родителей, которые приходили с работы поздно вечером, а выходные планировали заранее, жертвуя один из дней на уборку дома и прочие хлопоты. Что оставалось? Оставалось «НИЧЕГО». Так жить я не хотела. Я, маленькая и еще глупая девочка, рисовала в своей голове другие картинки. Правда, в них была не только я. Рядом со свободой и жизнью в свое удовольствие был ОН: красивый, умный, любящий меня до безумия. Понимала ли я, что такое «любящий до безумия»? Нет, но для меня примером были родители. И принесенный папой горячий чай с медом, когда болела мама, почему-то, ассоциировался у меня с «любовью до безумия».
Я выросла. Выросла давно и как-то незаметно, но пока мечты так и остались мечтами. Моя ошибка могла изменить всю мою жизнь, и, не думаю, что там нашлось бы место для любви до безумия. Безумие было, но любовь… Скорее она замещалась чем-то другим. Я поняла вовремя и резко попятилась обратно к своей мечте, где еще есть шанс все строить с нуля, не заботясь о лечение изрядно потрепанных нервов и надорванного слезами сердца.
Я никогда не боялась одиночества. Даже в новом и незнакомом для меня городе, страха одиночества не было. Но, сейчас, впервые меня пробрала дрожь, от одной лишь мысли, что могу остаться одна. Без тебя? Нет, просто одна. Без тебя я уже живу давно.
С улицы доносился запах свежей выпечки с корицей. А я ведь так люблю корицу. Есть ли смысл отказывать себе в удовольствии? Я решила, что никакого смысла в этом нет, и поспешно собравшись, вышла на оглушенную автомобилями улицу. Местная пекарня находилась через дорогу. Три шага, один евро, и самая вкусная выпечка в этом городе была в моих руках. Я так жадно вдыхала запах корицы. А все потому, что, едва переступив порог подъезда, я услышала не запах корицы вперемешку с машинным маслом. Я услышала запах Твоих духов. Нет, я слышала его не в первый раз, но только сейчас – так отчетливо. Казалось, этому легкому шлейфу не больше десяти минут. Сейчас я ела свежую булочку с корицей, и пыталась «перебить» совсем свежий шлейф. Он развеялся с последним мягким кусочком.
В квартире зябко. Меня встречала она. Это был пушистый комок счастья. Одно ее «мур» стоило того, чтобы отстоять у хозяйки право на жилплощадь. Она неохотно приняла новость о том новом жильце. Это был котенок, с невероятно большими глазами и пепельным окрасом, разбавленным серыми полосами. Я влюбилась в него с первого взгляда, если вообще есть смысл говорить о моей способности все еще влюбляться. Она покорила
Глава II
Вторая бутылка крепкого виски. Недельная щетина и абсолютно пустой холодильник. Он был похож на бездомного, только часы за пару сотен американских долларов выдавали в нем человека с кое-каким достатком.
Когда в квартире появлялась пустая бутылка виски, уже вторая по счету, это означало одно: Он опять попал под груз многолетних воспоминаний, и, даже, начинал бредить. В какую-то минуту ему казалось, что дверь в комнату открылась. Он поворачивал голову, но дверь была наглухо заперта. А иногда казалось, что на щеке становится щекотно от пряди волос. Волос, с мягким медовым оттенком. И когда эти пряди одна за другой спадали на его лицо и шею, его полностью окутывал тончайший запах ванили. Он даже любил над ней подшучивать, намекая, что посыпать ванилью блинчики, а затем себя – не самая лучшая идея. Только на его колкие шуточки она всегда улыбалась, а иногда – заливалась хохотом. И эта улыбка была только в ее глазах. Он мог ее прочитать безошибочно, как и мог безошибочно определить ее желание здесь и сейчас. Так мог только Он.
Кино. Он смотрел кино, где эпизоды сменялись один за другим слишком быстро, чтобы успеть погрузиться в ту саму минуту, и ощутить прикосновение ее ладони. Стоило только закрыть глаза, как эпизоды начинали прокручиваться один за другим. Ни один режиссер в мире не сможет создать настолько красочную киноленту. Иногда ему казалось, что экранизация эпизодов в его личном кино удостоилась бы Оскара. Только Он не хотел ни с кем делиться своими эпизодами. Такими родными, красочными, и болящими при каждом прокручивании в собственной голове.
Часто ему казалось, что его пристрастие к собственным воспоминаниям находится где-то между здравым смыслом и мазохизмом. Ему было больно от каждой секунды, которая «всплывала» в голове яркой картинкой. Только, несмотря на боль, он продолжал прокручивать эпизод за эпизодом, в надежде хотя бы там, в собственной киноленте, изменить финал. Но ничего изменить Он не мог.
– Да, – он сам испугался собственного голоса, когда ответил на звонок.
– Куда ты пропал? Ты уже три дня не пишешь, не звонишь. Мы расстались? Скажи мне только правду. Прошу тебя.
Никогда так быстро Он не принимал решение.
– Да, прости меня. Я хотел тебе позвонить…
Она не дала договорить фразы, которой, по сути, у Него и не было. Он сказал все, что хотел сказать. Все что Он слышал, это отдельные слова, произнесенные с надрывом и в истерике: «эгоист», «ненавижу», «мразь», «сволочь». Дальше Он не слушал. Его в очередной раз называли эгоистом. Может, тогда, два года назад, она была права? Только тогда Он не воспринимал всерьез ее слов. Ему казалось, что все это надумано. Местами – даже наиграно. Она – хорошая актриса одной роли. Он – уверенный в себе мужчина, который точно знает, чего хочет от жизни. А еще Он точно знал одну вещь: она всегда будет с Ним. Ее волосы медового оттенка с ароматом ванили не могли спадать на чью-то другую щеку. Только на его. И эта уверенность была настолько сильной и глупой, что вторая бутылка виски пока не помогала притупить воспоминания и ненависть к самому себе.