Дай на прощанье обещанье (сборник)
Шрифт:
– Да не волнуйтесь вы, Зинаида Яковлевна. Ничего мы резать не будем. Все сделаем, как положено.
– Ага! Знаю я вас, – топнула ногой свекровь. – Как положено. Сделаете не как положено, а как вам удобно будет. Молнию надо вшить! До подола! – взвизгнула Зинаида Яковлевна и, вырвав платье из рук внучки, швырнула его на колени снохе. – На!
Катерина покорно собрала платье в бесформенную кучу и привстала со стула:
– Сразу предупреждаю: молний такой длины нет. Бесполезно!
– Знаю я тебя: жабо вот тоже не было, а взялось. И
Катя залилась краской при мысли о том, что самое первое желание, которое она сильнее других ощутила в день Великого Праздника Пасхи, – это было желание залепить этим треклятым платьем свекрови по физиономии и уйти наконец-то к себе, в тишину и покой. Это желание было греховным, вместо него положено было троекратно целоваться и обмениваться яйцами. Повесив платье на спинку стула в который уже по счету раз, Катерина достала разукрашенные яйца и протянула одно дочери, другое – свекрови.
– Совсем забыла! – извинилась она и отошла к окну.
Сели пить чай с принесенными казенными куличами: все равно было вкусно. За столом сидело четверо: Зинаида Яковлевна, Катерина, Ларочка и черное платье из панбархата. За последние несколько дней оно превратилось в полноценного участника жизни нескольких женщин, а потому имело право находиться рядом с ними, в том числе и за праздничным столом.
– Красивое какое! – вдруг миролюбиво отметила Зинаида Яковлевна.
– Отличное! – поддержала ее внучка.
– Платье как платье, – подвела итог Катерина. – Надеть не стыдно ни в гости, ни в мир иной.
На том и порешили, довольные друг другом и платьем заодно. Но затишье длилось ровно пять минут, ровно пять, не больше, до рокового визита соседки, к которой Зинаида Яковлевна относилась с невероятным пиететом, назначив ее на роль главной наперсницы. Людка была связующим звеном между ней и внешним миром. Как Зинаида Яковлевна любила говоривать: «Люда, дай ей Бог здоровья, хорошо обеспечивает мои сношения с миром». Что правда, то правда: Люде эта роль нравилась, играла она ее с удовольствием, которое преумножалось в зависимости от щедрот, расточаемых Зинаидой Яковлевной. Сначала она вручила Людмиле ключ от своей квартиры на всякий случай, и произошло это ко всеобщему неодобрению. Потом – паспорт, чтоб та за нее пенсию получала. Теперь – собиралась вручить три крашеных яйца и привезенный Ларочкой кулич.
– Присаживайся, Люда! – пригласила ее к столу бывшая сноха Зинаиды Яковлевны.
– Да уж точно стоять не буду! – по-хозяйски ответила соседка и уселась на платье.
– Эй! Аккуратнее! – метнулась к ней Ларочка, пытаясь вытянуть из-под тяжелого зада Людмилы драгоценное платье.
– А это чего? – поинтересовалась соседка и потрогала материю на ощупь. – Мягкое какое! Чисто шелк.
– Не шелк, а панбархат, – поправила ее внучка Зинаиды Яковлевны и потянула платье к себе.
– Это ж чье?
«Не твое дело!» – хотелось сказать Катерине и Ларе, но они тактично промолчали.
– Мое, – тихо проскрипела
– Ваше? – Людкины глаза сверкнули завистью.
– Мое, – еще раз подтвердила Зинаида Яковлевна.
– Ну, модница! – лицемерно расплылась в улыбке Людмила. – Восемьдесят шесть лет, а она себе вон какие наряды справляет. Царские, прям, наряды-то!
– Смертное это, – лениво сообщила Зинаида Яковлевна, и лицо ее потемнело.
– Смертное?! – подняла брови соседка. – Да разве ж можно? Да кто ж это в черном-то хоронит? Нельзя черное платье. Нельзя! Точно вам говорю. Женщине особенно нельзя.
– А мужчине? – не удержалась и съязвила Ларуся.
– Мужчине – можно, – не чувствуя подвоха, начала объяснять соседка. – Мужчине, можно сказать, все равно, в чем лежать. Главное – кальсоны пододеть. А вот женщина должна быть в светлом. Она ж как невеста. Молодых-то девчонок в подвенечных платьях кладут… Вроде невесты они на том свете будут.
– Да я уж вроде и не молодая совсем? – разулыбалась Зинаида Яковлевна.
– Все равно нельзя! – отрезала соседка и обвела всех строгим взглядом.
– А куда ж я его дену? – притворно жалобно спросила Зинаида Яковлевна.
– А вон ей отдайте! – кивнула в сторону Катерины соседка. – Пусть носит.
– У меня есть что носить, – воспротивилась бывшая сноха, боясь любых параллелей с покойниками. И хотя Зинаида Яковлевна была жива и невредима, видеть себя в ее платье, сшитом на случай непредвиденной смерти, Кате никак не хотелось.
– Ну, так ей тогда. – Наступила Ларусина очередь.
– Мне? – подскочила внучка Зинаиды Яковлевны. – Я что, подписывалась за покойниками донашивать?
– За какими-то это такими покойниками? – ехидно поинтересовалась Людка-соседка. – Ты чего это, Лара, бабушку раньше смерти хоронишь? Не совестно?!
– Никого я не хороню! – огрызнулась Ларочка и задала вполне резонный вопрос: – И куда вообще я его надену?
– На работу! – хором подсказали Зинаида Яковлевна с соседкой.
– Еще не хватало! – хором ответили мать с дочерью.
– Я не в крематории, между прочим, работаю, – отшутилась Ларуся и предложила закрыть тему.
Так и сделали: платье осталось висеть цело и невредимо, потом его перевесили в шкаф, а потом – в Людин шкаф. Вдруг понадобится?! «Все-таки хорошая ткань – Ваня еще из Самарканда привозил», – гордо поясняла истинную ценность подарка Зинаида Яковлевна.
Расставшись с платьем, она почувствовала невероятное облегчение. Но буквально через несколько дней – странную пустоту. Зинаиде Яковлевне стало скучно, и она призвала к себе на аудиенцию Людку-соседку.
– Знаешь, Люда, – призналась неожиданно Зинаида Яковлевна. – Мне ведь, мил-человек, восемьдесят шесть лет. В любой момент тяпнуть может. А у меня – ничего. Одни концы да красный сатин на обивку. Ни платья, ни покрывала.
– Так собрать надо, – предвосхитила несформулированную просьбу Зинаиды Яковлевны соседка.