Дай пять
Шрифт:
С правой стороны колесо Шемпски приперло оградительным сооружением. Я увидела, как дверь машины открылась. Шемпски намеревался дезертировать. Я выскочила из машины и бросилась бежать по мостовой. За мной кинулся Фахид. А следом Бабуля.
Шемпски проталкивался через зону регистрации, уклоняясь от родителей с детьми и сумками. На мгновение я его потеряла в толпе, а потом вдруг обнаружила прямо перед собой. Я припустила во всю прыть, безжалостно распихивая народ, попадавшийся на пути. И когда уже почти наступала ему на пятки, я
Мы с Фахидом пригвоздили его к земле, когда доковыляла Бабуля, шлепая теннисными туфлями. В руке у нее был пистолет, а на локтях висели две сумки.
– Тебе не следует оставлять сумку в машине, – пожурила она. – Тебе нужен пистолет?
– Нет, – сказала я ей – Пистолет убери и дай мне наручники.
Она пошарила в моей сумке, нашла наручники, вручила их мне, а я застегнула их на Шемпски.
Мы с Фахидом встали на ноги, изобразили «дай пять» и поддернули ширинки. А Бабуля с Фахидом сотворили руками что–то такое сложное, чему мне и ввек не научиться.
* * * * *
Константин Стива стоял у входа в выставочном зале и зорко наблюдал за гробом в дальнем углу помещения. В изголовье гроба бабуля Мазур и Мейбл принимали соболезнования, при этом извиняясь.
– Мы сожалеем, – говорила бабуля Мазур миссис Патуччи. – Нам пришлось выставить гроб закрытым, учитывая, что Фред пролежал в земле две недели, прежде чем мы его нашли. Черви съели большую часть его лица.
– Жалость–то какая, – посетовала миссис Патуччи. – Когда не увидел покойника, как будто чего–то не хватает.
– Я чувствую в точности то же самое, – согласилась Бабуля. – Но Стива ничего не мог с ним сделать, и не позволил бы нам держать открытой крышку.
Миссис Патуччи повернулась и взглянула на Стиву. Стива слегка кивнул в знак симпатии и улыбнулся.
– Ох уж этот Стива, – произнесла миссис Патуччи.
– Ага, он следит за нами, аки коршун, – поддакнула Бабуля.
Аллен Шемпски похоронил Фреда в неглубокой могиле в маленькой рощице напротив кладбища животных на Клокер–роуд. Он заявил, что застрелил Фреда случайно, во что трудно было поверить, поскольку пуля попала прямо между глаз дяди Фреда.
Дядю Фреда эксгумировали утром в пятницу, вскрытие проводили в понедельник, а сегодня была среда, и его выставили на вечерние смотрины. Мейбл казалась довольной собой, дядя Фред был бы доволен, что собрал такую толпу, поэтому я полагала, что все вышло замечательно.
Я стояла в задней части зала с одной стороны двери, считая минутки, когда можно будет улизнуть. И старалась быть незаметной, насколько возможно, уставившись в ковер и не встревая в разговоры о дяде Фреде или Шемпски.
В поле моего зрения возникла
– Привет, Горячая Штучка, – поздоровался Морелли. – Развлекаешься?
– Ага. Люблю смотрины. Там «Рейнджеры» играют с Питтсбургом, но разве же это сравнится с какими–нибудь смотринами. Сто лет не виделись.
– Да с тех пор, как ты, прям как была в одежде, впала в кому в моей спальне.
– Но полностью одетой я не проснулась.
– Ты заметила.
Я почувствовала, как жар бросился мне в лицо.
– Полагаю, ты был занят.
– Пришлось заканчивать дела с казначейством. Они вызвали Вито в Вашингтон, а Вито захотел, чтобы с ним поехал я. Сегодня только вернулся.
– Я поймала Шемпски.
Это вызвало улыбку.
– Слышал. Мои поздравления.
– Я все еще не понимаю, на кой черт ему приспичило убивать людей. Почему бы просто не заниматься своими банкирскими делишками, открывая людям счета?
– Ему полагалось переводить деньги через банк на Каймановы острова и заводить счета, свободные от сборов. Беда в том, что Шемпски воровал у воров. Когда Шемпски и Керли запаниковали и захотели забрать свои деньги, то денег там не оказалось.
Про это мне Шемпски не поведал.
– Почему Шемски просто не возвратил деньги?
– Он провел их по рискованным вложениям, которые не окупились. Думаю, это просто что–то, что уплыло от него, и дела оборачивались все хуже и хуже, пока, наконец, все не стало настолько плохо, что вышло из–под контроля. К тому же присутствовала еще парочка банковских нарушений. Шемпски знал, что это были грязные деньги.
Я почувствовала, как кто–то дышит мне в затылок. Морелли посмотрел на этого кого–то, вздохнув и изобразив отвращение.
Это оказался Торчок.
– Красивый воротничок, Солнышко, – сказал он.
Его волосы были подстрижены и чисто вымыты, лицо свежевыбрито. Он надел водолазку, рубашку на пуговицах и коричневые слаксы. Если бы не его брови, я сроду бы его не узнала.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я. – Я думала, дело закончено. Разве тебе не нужно назад в Вашингтон?
– Не все работники министерства финансов работают в Вашингтоне. Так уж вышло, что я парень из Джерси. – Он оглядел комнату. – Я подумал, что тут может быть Лула, раз вы такие подруги.
Я подняла бровь:
– Лула?
– Ага. Ну, понимаешь, такое впечатление, что она не прочь повеселиться.
– Послушай, только потому, что она была проституткой…
Он поднял руки:
– Эй, ничего подобного. Мне она просто нравится и все. Я подумал, что она ничего.
– Так позвони ей.
– Думаешь, можно? Я имею в виду, а не повесит ли она трубку из–за тех дел с шинами?
Я вытащила из сумки фломастер и написала номер Лулы на тыльной стороне ладони Торчка.