Дай умереть другим
Шрифт:
– Нам во двор! – горланил он, показывая направление оттопыренной рукой. Возникло отдаленное сходство с подбитым самолетом, пытающимся взять курс при наличии одного-единственного крыла. Крен Сережи усиливался с каждым шагом. Он вот-вот должен был войти в штопор.
– Веди нас, Сусанин! – крикнул ему Юрий, безуспешно пытаясь отцепиться от Громова. – Видишь, мужик совсем лыка не вяжет. Тяжеленный, зараза.
– Водяра у него осталась? – деловито спросил Сережа.
– Половина пузыря!
– Держись! Сейчас помогу.
Сережа, чудом не протаранив остановившийся джип, двинулся обратно. В его движениях появилась
Раздались чмокающие звуки – это одна за другой распахивались дверцы джипа.
– Ыдытэ суда, э! – послышалось оттуда. – Разыгавор эст.
Сережа обернулся. Это было совсем некстати – его словно черт попутал остановиться прямо между двух огней. Развернув Юрия к себе лицом, Громов с силой толкнул его в грудь, прикрикнув:
– Иди нах! Заколебал меня совсем!..
Соприкасаясь с асфальтом исключительно стоптанными каблуками, Юрий стремительно удалялся до тех пор, пока не врезался спиной в Сережу.
– Топтать-колотить!
– Ех-ханый бабай!
Продолжая издавать различные возгласы, оба повалились наземь, как кегли, и случилось это очень своевременно – из джипа уже выбрались три мужские фигуры, а еще одна виднелась в осветившемся салоне. У всех четверых правые руки были вытянуты вперед, и сжимали они отнюдь не визитные карточки.
– Ходи сюда, – предложил Громову тот, который занимал ближний левый фланг.
– Дэньга хочш? – вторил ему идущий следом.
Бац! Это разбилась вдребезги бутылка, уроненная Громовым для того, чтобы взгляды кавказцев синхронно переместились ему под ноги.
А затем раздались звуки совсем другого свойства. Они были столь характерными, что ветеран афганской войны из дома напротив проворно скатился с сомлевшей супруги и бросился на балкон, не желая пропустить зрелище, которое ему давно уже только снилось.
3
(Из устных показаний гражданина Дубинского Юрия Михайловича, опрошенного по факту перестрелки с применением короткоствольного огнестрельного оружия, в соответствии с заведенным уголовным делом номер… статья… дата…)
«Весь вечер дождь поливал невъебенный, прошу прощения, но не я его придумал. А к ночи не то чтобы распогодилось, но уже только моросило, вот я и решил, гм, прогуляться, здоровьице поправить на сон грядущий.
Нет, я не пьющий. Крепко зашибающий, это да. Но это к делу не относится, правильно я понимаю? Вас же не мой моральный облик интересует, а мужик этот, который Олегом представился, верно я говорю?
Ну, мы его с Серегой на Университетской повстречали, когда один пузырь беленькой благополучно раздавили, а о втором еще только мечтали. Тут подходит к нам этот самый Олег, будь он неладен, и говорит, что он, мол, не прочь принять на грудь в приличном обществе, под задушевный пиз… гм, галдеж. А мы чего? Мы ничего. У него же с собой было, так с какой бы это стати мы стали ломаться? Не депутаты на пленарном заседании…
В общем, стали мы выпивать помаленьку. Стаканчик в ларьке позаимствовали, за ним же и пристроились, аккурат под водосточным желобом. Не слишком уютно, но зато удобно – запивать водяру не надо. Рот открыл, дождевой водичкой пополоскал, и порядок. Конвейерная
Мокнуть, конечно, мне не очень-то хотелось, но на сухую спать ложиться еще хуже: гадость всякая мерещится, сердечко колотится, пот прошибает. Серега, тоже не из коней привередливых, знай себе, глушит. Короче, стоим втроем, выпиваем культурненько, а мужик этот, который якобы Олег, между делом обещает денег еще на одну бутылку раздобыть. Мамаше, говорит, дозвонюсь, и будет нам много счастья. Никакой демократии с вертикалью власти не нужно.
Разговорились мы с Олегом, обменялись мнениями по разным вопросам. Серега – тот молодой, он все больше сигаретки стрелял да помалкивал, а нам с Олегом было что сказать друг другу. Я ему: «Ты кто по жизни?» А он мне: «Такой же пассажир, как и все». Я: «Э нет. Одни правят, другие едут, такая вот штука». Он: «Уже приехали, Юра. И те и другие. Станция медным тазом накрыта, а называется она Конечная». В общем, веселый мужик, оптимистично настроенный, как и я сам.
Ага. Потом мы звонить пошли из автомата. Ну, из того самого, который пулями потом покрошило. Там посветлее было, я и пригляделся к Олегу хорошенько – как чувствовал, что кому-то его словесный портрет может понадобиться.
Не то чтобы высокий, но держится прямо. Серега с ним одного роста, а такое впечатление, что снизу вверх на него глядел, как дитя малое. Опять же плечи, осанка, походка такая знаете терминаторская. Это уже потом Олег куролесить начал, когда сыны гор на джипе подкатили. Но, думаю, он просто представление устроил, цирк. Ведь поначалу водку наравне с нами хлестал, и хоть бы хны. Ни в одном глазу.
Да, о глазах. Они у Олега оч-чень даже запоминающиеся. Когда улыбается да щурится, еще ничего, смотреть можно. А как зыркнет в упор – держись. Помнится, в литературе про такие глаза любили писать: стальные, мол. А вот хрен. Я бы его зрачки с каким-нибудь специальным сплавом сравнил, очень твердым и серебристым. В общем, штучный товар. Редко кому выдается. Да и сам Олег не из того теста слеплен, что на человеческий ширпотреб идет. Порода! Таким волков давить да вражьи жопы в клочья рвать. Что, кстати говоря, Олег нам и продемонстрировал.
Помню, я, пока с ним общался, какую-то смутную тревогу ощущал, хотя не подавал виду. По случаю дождя на перекрестке очень пусто было и тихо. Ну, машина редкая прошмыгнет, ну, прохожий по лужам протопает. Мне почему-то один молодой папаша запомнился, он коляску перед собой толкал. Колеса не смазаны были, и такой визг стоял, как будто в коляске поросенка повезли, а не ребенка. Потом одни мы на углу остались, как три тополя на Плющихе. Тут-то все и началось.
Как и откуда джип появился, не помню, врать не буду. Только что не было, и вдруг нате вам, катит. Те четверо, которые в нем находились, все как один кавказцы были: скорее всего, грузины или абхазцы, хрен просс… не разберешь. Наши бандюки обычно во все великоватое одеваются, как будто крупнее выглядеть желают. А эти, из джипа, наоборот, поджарые были, стройные. Шли они, словно лезгинку пританцовывали. А к танцу с саблями, который им вскоре Олег устроил, готовы не были.