Дай умереть другим
Шрифт:
Разумеется, теперь в условленном месте следовало ожидать не вежливых парламентариев с пачками денег, перевязанными розовыми ленточками, а людей совсем иного толка, сердитых, решительных и непременно вооруженных. Но Громов сознательно провоцировал Зинчука. Выведя из строя передовой отряд, он намеревался убить сразу двух зайцев. Во-первых, оппоненты должны усвоить, что они имеют дело с человеком серьезным, а потому платить придется по-любому, как ни крути. Во-вторых, это был удобный случай значительно сократить численность зинчуковского воинства,
Причем убивать насмерть Громов никого не собирался, если не вынудят обстоятельства. Страдания раненых товарищей – лучший наглядный пример для тех, кто должен сменить их в бою. И вообще, выведенные из строя противники полезнее убитых. Они требуют ухода, их необходимо где-то содержать, снабжать лекарствами, скрывать от правоохранительных органов. Это вам не трупы, которые можно сгрузить в каком-нибудь карьере, присыпать землей и забыть об их существовании. Сколько раненых – столько проблем, а загруженный проблемами противник теряет мобильность, оперативность и свободу действий.
Именно по этим соображениям Громов решил сработать под простачка. Пусть Зинчук для начала нарвется на неприятности. Это отобьет у него охоту финтить в дальнейшем. Обжегшийся на молоке, дует на воду.
Случайные знакомые Громова, кстати говоря, жаждали жидкости совсем иного рода. Если молока, то из-под бешеной коровки. Если воды, то огненной. Рассветный румянец на лице Сережи уже начал блекнуть, а глаза Юрия постепенно теряли юркость за стеклами его бифокальных очков. Тогда Громов показал обоим бутылочное горлышко, притаившееся за пазухой, и притворно вздохнул:
– Думал, на утренний опохмел оставить, но разве удержишься от соблазна, когда такая душевная компания подобралась?
– Не удержишься, – подтвердил Юрий. – Никак.
– Тут за углом отличная парадная имеется, – оживился Сережа. – Чисто, светло, подоконники – во! – Он развел руки на всю их ширину и мечтательно улыбнулся. Похоже, парень успел провести хотя бы одну ночку на замечательном подоконнике соседнего подъезда.
Громова же такая перспектива не устраивала. Пустынная ночная улица – вот где можно как следует развернуться. Тем более что ярко освещенные витрины ювелирного магазина обеспечивали здесь прицельную стрельбу. В том мраке, в который погружался Курганск с наступлением ночи, не так-то просто попадать в конечности противников, особенно если они, эти конечности, находятся в беспрестанном движении.
– Нет, мужики, – сказал Громов, – давайте остограммимся на месте. Я ведь опять звонить буду. Чего зря туда-сюда мотаться?
– Зря мотаться глупо, – согласился Юрий. Линзы его очков, отразившие свет витрины, сверкнули, как автомобильные фары.
– Кто бы спорил? – Сережа решительно поправил воротник курточки и выставил перед собой стаканчик.
Он уже нетвердо стоял на ногах, но этого было мало – и ему самому, и Громову, который умышленно собрал вокруг себя собутыльников. Русские пьяницы сродни невидимкам,
Едкая водочная струя полилась в стаканчик, вожделенно дрогнувший в Сережиной руке. Тост парень произнес почему-то уже после того, как выпил свою дозу:
– За солидарность!
Юрий промолчал. Не отвлекаясь по пустякам, он сосредоточенно наблюдал за тем, как отмеряется новая порция.
– Прошу. – Громов сделал приглашающий жест.
– В том-то вся и беда, что просить… меня уже давно не надо. – Окончание фразы Юрий произнес лишь после того, как влил в себя водку, и голос его приобрел замогильное звучание.
– Как пошла? – участливо спросил Сережа. Его лицо опять заалело.
– Пылали закаты, и ливень бил в лицо, – пробормотал Громов, когда очередь дошла до него. – Такая вот у нас с вами земля Санникова образовалась, братцы.
– Хуже, – мрачно сказал Юрий. – Парк юрского периода. Мезозой рыночных отношений.
Сережа счастливо засмеялся. В подставленный стакан снова лилась дармовая водка, собутыльники попались порядочные, не склонные хватать друг друга за грудки и выяснять свои непростые отношения. Благодать!
Из дальнего проулка вынырнул столб света и тут же погас. Выруливший на проспект Мира джип с погашенными фарами медленно полз к углу магазина «Изумруд», на торцевой стене которого сиротливо прилепилась телефонная будка.
– Которые сутки пылают станицы? – поинтересовался Громов, косясь на приближающийся внедорожник.
– Пятые, – легко признался Сережа и лихо запрокинул стаканчик.
– Счастливчики, – вздохнул Юрий. – Не дай бог вам узнать, что такое, когда счет идет уже на недели.
– А хоть и на времена года! – Сережа опять засмеялся. Ему было легко и привольно.
В джипе поползли вниз стекла, и в окнах проступили смутные пятна лиц, повернутых в сторону веселой гоп-компании.
– Что-то меня разобрало, мужики, – пожаловался Громов, внезапно хватаясь за плечи Юрия.
Как и следовало ожидать, того повело в сторону. Цепляясь друг за друга, оба начали отдаляться от освещенной витрины и встревожившегося Сережи.
– Э, вы куда?
Не желая отставать от компании, в которой столь щедро наливали, он двинулся следом, но не по прямой, а вдоль невидимой дуги, намеченной его пьяным воображением.
Джип находился уже совсем рядом, курсируя вдоль тротуара со скоростью гигантской черепахи. Его двигатель работал почти беззвучно.
– Где тот подъезд, о котором вы говорили? – спросил Громов заплетающимся языком. При этом он всей тяжестью налегал на Юрия, вынуждая того продолжать переступать ногами. При таких темпах очень скоро обоих должно было вынести на проезжую часть.
Промахнувшийся мимо них Сережа с четкостью автомата развернулся на месте и начал новый заход, спеша присоединиться к товарищам. Теперь его влекло по правильной синусоиде: влево, вправо и опять влево.