Дайте место гневу Божию (Грань)
Шрифт:
– Ну и?..
– Ну… Вот представь – приходит директор, отбирает пацанят, по восемь-десять лет, или даже меньше. Нянечка их ведет в душ, потом их одевают поприличнее, сажают в микроавтобус, везут… Привозят в большой серый дом, заводят со двора. Директор сдает их с рук на руки толстому дядьке. Дядька разводит по этажам, по туалетам… Запирают пацана в кабинке, он стоит, ждет. Приходит другой дядька… Некоторые были добрые – потом шоколадку давали!.. И обратно в детдом. А чуть пикнешь – будешь ночевать в подвале с крысами.
– Так ты?..
– Ага.
Он отпустил Иру. Несколько секунд они стояли, глядя на мокрый асфальт.
– Тебе противно, да? – спросил Серый. – Я знаю, что противно. Я маленький трусливый был. Наверно, поэтому уцелел. А Сашка умер.
Ира быстро обняла Серого и стала целовать, сперва – в щеки, потом – в губы.
– Это все ерунда, – шептала она, – понимаешь – ерунда, для тебя это прошло, а для него только начинается! Понимаешь – для них все только начинается!..
– Нартов, ты жив?! – я повторила дурацкий вопрос, протягивая руку к этой дырчатой строчке на его груди, но прикоснуться не решалась.
– Жив, мертв… Сам не разберу. Я – есть. И пока мне этого довольно. Ты только не бойся меня…
Я молчала, не зная, как на это ответить. Наконец набралась мужества – и двумя пальцами почти прикоснулась к его груди, но он отстранился.
– Не трогай меня, – велел Нартов. – Если ты сквозь меня в холодильник упрешься – я сам заору. А так… вот, хожу, словно ни в чем не бывало… Только все время боюсь обернуться – а что, если я не отбрасываю тени?
Он так просто говорил о своем новом потустороннем состоянии, что страх мой начал проходить. Да и в самом деле – кого бояться? Человека, который мне дорог? Может, это еще подарок судьбы, что мы хоть так встретились, подумала я, есть люди, которые бы мне позавидовали…
– Поэтому не хочешь, чтобы я зажгла свет?
– Я хочу побыть с тобой еще немного, – совсем тихо признался он. – А что, если при свете меня не станет? Вообще? Правда – я на самом деле рад, что ты приехала. Хоть простимся по-человечески.
– Что случилось, Нартов? – еще тише спросила я.
– Не спрашивай, – прошептал он. – Я не успел – вот и все. И точка.
– Но под пули ты успел.
– Я чуть с ума не сошел… Ладно. Не будем об этом. Я сам во всем виноват.
Иначе он и не мог ответить.
После этих слов я не имела права спрашивать его о том, что случилось, куда делись Татьяна и Юрка. Я имела право только на догадку – и догадка эта была такова, что лучше бы мне было остаться дома и вообще никогда в жизни не задумываться, почему так давно не звонит семейство Нартовых.
Но я не осталась дома, я принеслась сюда – и, в
– Если я могу что-то для тебя сделать – ты скажи, – попросила я. – Может быть, тебе нельзя сейчас с кем-то встречаться – ну так я пойду и сделаю все, что нужно.
– Я подумаю, – пообещал он. – В самом деле, ты же можешь пойти к Кутехову… Да, а как же ты все это объяснишь?!.
– Вещий сон! – брякнула я. – Ты только скажи, что ему передать, а я уж придумаю, как это преподнести! Нартов, я же баба все-таки, врать умею.
– Он тебя в дурдом сдаст, – без тени юмора отвечал Нартов. – А если я к нему явлюсь, он сам себя в дурдом сдаст.
– А если анонимную записку подбросить? Он же знает твой почерк! Мало ли когда ты ее написал – а вот теперь принесли.
Нартов вскочил. Он был в ярости.
– Не могу я писать никаких идиотских записок! Ни хрена я сейчас не могу!
– А ты пробовал? Нет, ты скажи – пробовал?
Он промолчал. Заговорил он тогда, когда я уже думала – повернется и уйдет навеки.
– Я не могу… Я ни к чему не могу прикоснуться… Я не знаю – кто я, что я… Я не знаю, где я днем, у меня нет дня, нет промежутка между ночью и ночью… Я даже не знал, увидишь лы ты меня. Некоторые не видят…
Вставлять хоть одно слово было опасно – он бы замолчал. Но думать не возбранялось – и я подумала, что какие-то эксперименты он все же ставил. Может, выходил из мрака навстречу незнакомым людям.
– Я которую ночь хожу по городу и прощаюсь… – в его голосе было невероятное, обжигающее мою душу отчаяние. – На стадионе был, где мы стометровки бегали, простился. Вокруг школы обошел. В парке возле института сидел, по пляжу гулял. На что-то мне ведь дадено это время, как ты думаешь?
– Кем – дадено?
– Если бы я знал…
Вдруг он резко повернул голову.
– Ты что? – испугалась я.
– Ты слышала?
– Нет, а что?
Он вздохнул.
– Вот и все… Ну, иди в гостиницу. Скажи – от Нартова. Они там еще не знают.
– А ты?
– Я? Я рад, что хоть с тобой простился по-человечески. Ну, ступай.
Он говорил, как человек, который куда-то спешит. И эта спешка, это внезапное волнение мне совершенно не понравились.
– А ты?
– Не поминай лихом.
Он повернулся, но не успел сделать и двух шагов – я заступила ему дорогу.
– Что я должна была услышать?
– «Иди».
– Куда – иди?
– Мне кто-то сказал – «иди», очень отчетливо. Скорее даже приказал. Ну вот – иду. Наверно, обо мне наконец вспомнили.
– Погоди… Еще немного!..
Он не то чтобы улыбнулся – усы чуть шевельнулись, и только. Других улыбок от него ждать теперь не приходилось. Он был взволнован и всеми силами старался одолеть страх.