Дайте место гневу Божию (Грань)
Шрифт:
– Но больше у меня ничего нет… – растерянно произнес Кузьмин.
И это было правдой.
Конечно же, он спасал, он помогал, он выручал, но всякий раз за добрым делом немедленно следовала награда. Только это лекарство, отправленное неизвестно кому, словно бы повисло в воздухе – и он, так всегда озабоченный тем, чтобы всякий его труд был вознагражден, неожиданно для себя оставил благодеяние незавершенным – без заключительного аккорда достойной награды.
– Я хочу понять: то, что происходит сейчас с тобой, – это твои слезы?.. – с надеждой спросил ангел.
Странно было видеть на взрослом, сухом, строгом лице эти детские
И, глядя в лицо человека, им же осужденного, ангел понял подлинный смысл молитвы, которую подслушал как-то у одного из старших.
Молитва была – «Отче наш», в которой, казалось бы, ни слова ни прибавить, н убавить. И все же старый, грустный, тысячелетиями умудренный ангел с тем же вечным именем Даниил произнес ее на свой лад, с той покорностью, за которой кроется неколебимая стойкость веры, надежды и любви.
– Крест наш насущный даждь нам днесь… – сказал он. И именно сейчас преображенный Даниил в полной мере ощутил тяжесть креста насущного.
Он не услышал, не уловил, не почувствовал ответа. Ответа и быть не могло – Кузьмин не понял вопроса.
Ему предстояло еще не один раз и не один век вспоминать слова о слезах, и искать в себе отклик на них, и злиться на успевшего спастись разбойника, и тосковать о былом, и глядеть в неподвижные глаза мертвой балерины.
Но и Даниил тоже был обречен на ожидание. Он сделал все, что мог, он бросил семя, он сделал даже больше, чем мог, – он подсказал семени, как ему расти, и теперь был бессилен перед временем и волей Божьей.
Часть четвертая
Даниил стоял со свечой в руке, один в низеньком приделе, и никто не подходил к нему. В глубине придела видны были круг света над огоньком свечи, маленький, желтоватый, и еще один, из серебряных пылинок, окруживший седую голову ангела.
В церкви было почти пусто, прохладно, и я хотела, чтобы меня взяли в охапку и крепко стиснули, все равно – кто. Меня до сих пор трясло. Если до сих пор я гордилась тем, что больше не впадаю в истерику, то теперь могла вписать в список своих истерик то ли третью, то ли четвертую по счету.
Там, на кладбище, когда я прикрывала собой Ольгу Черноруцкую, я помнила слова о своей неуязвимости, но еще не верила в них. Однако я обязана была сейчас быть неуязвимой!
Когда я требовала, чтобы этот ошалевший ублюдок в бандане стрелял по мне, то сперва изо рта вылетели слова, а потом пришла вера. Он не мог в меня попасть! А если я стою (какое там «стою», я от возбуждения скакала, как спятившая коза) между ним и Черноруцкой, то он ведь и в Черноруцкую не попадет!
Вера в то, что на сей раз это «стихийное бедствие» можно спасти, длилась лишь мгновение. Потом был выстрел, который я осознала с большим опозданием, потому что смотрела, как пуля медленно сверлит воздух, блестя округлыми боками, доходит до меня и на расстоянии вытянутой руки чуть забирает влево. Грянуло в ушах уже потом – когда пуля скрылась где-то за моей спиной.
Потом все было великолепно и замечательно – даже то, как ребята волокли упиравшегося киллера в бандане, даже то, как пятился от нас старый провокатор Фесенко, совершенно некстати бормоча: «Но, Виктор Сергеевич, но, но я же своими ушами слышал, но тебя же!..»
– Пойдем-ка в церковь, – предложил новоокрещенный
Оказывается, дорога к храму в Протасове выглядела несколько иначе, переход из одного бытия в другое – заметнее, мы вошли в декоративные каменные воротца, создававшие в городском парке средневековую атмосферу, и сразу же воздух сделался другим, но холм был тот же самый, мы поднялись, вошли и тишина поразила нас.
Возможно, богослужения в этот вечер не полагалось. Возможно, в ином бытии был даже не вечер, хотя церковь стояла посреди темного, туманного, ночного мира и слегка светилась. Но мы ощутили МОЛИТВУ. Она заполнила собой маленький придел весь, без остатка.
– Он должен это перетерпеть сам, – сказал наш Даниил, новоокрещенный.
– Разве он что-то сделал не так? – спросила я.
– Он все сделал так, но ему от этого не легче. Он ведь осудил НАВСЕГДА.
– И поделом, – проворчал Нартов.
Я только вздохнула.
Когда мы доставили в контору Фесенко тех троих, кого захватили на кладбище, он прямо шипел от азарта. Ему не терпелось произвести допрос со всеми своими коронными трюками – с напусканием холода, внезапными взрывами страсти, с ускорением темпа до такой степени, что никто уже не мог уследить за ходом его мыслей, и с внезапными долгими паузами, которые на третьей минуте вызывают в ждущем вопроса человеке дикую тревогу.
Схема нападения была незамысловата, и, если бы троице удалось все произвести во дворе, где ее заметил Фесенко, напасть на след не сумел бы ни один сыскарь – хорошо подготовленная пара свидетелей знала наизусть описание не существующего в природе киллера, кстати говоря, «лица кавказской национальности». Мальчик и девочка, притворявшиеся влюбленными, раскололись быстро – в сущности, их совесть была чиста.
Они рассказали про портал www.uprava.ru, куда пожаловались на свои проблемы. Кое-что прояснилось, когда мальчик Артур растолковал основной принцип действия WWW.UPRAVA.RU. Туда нельзя было влезть самостоятельно, наобум лазаря. Его самого рекомендовал знакомый, знавший про его беду. Знакомый в своем письме, со своего зарегистрированного адреса, сообщил координаты Артура – его нашли, дали несколько несложных заданий, потом он стал свидетелем. Был, судя по всему, и другой вариант – uprava.ru сама каким-то образом выискивала возможных клиентов. Но человек со стороны был обречен на неудачу. Более того – человек порой просто получал табличку – сервер, мол, закрыт на капитальный ремонт. Но когда в Сети залезал кто-то из НАШИХ – сопротивление было яростным и ослепительным. Белый взрыв – и растопыренная пятерня, если кто мог разглядеть.
Но было что-то подозрительное в этом матобеспечении… Казалось бы, и мальчик, и девочка имеют свой персональный код для входа, казалось бы, и часа не прошло с неудачного покушения на Черноруцкую, а uprava.ru напрочь отказывалась их впускать. Мы вскрыли в бизнес-ковчеге еще несколько кабинетов, мы заходили с другох машин и с других серверов – бесполезно! Срабатывала все та же защита, белый взрыв и растопыренная пятерня из него.
– Навсегда, – повторил Даниил.
Очевидно, Нартов не понимал всей мрачной глубины этого слова. Я же, глядя на ангела со свечой в темном приделе, видела – он единственный, кто молится за душу убийцы. Близким, которые сейчас готовили похороны, и в голову не приходило, что Кузьмин нуждается не в венках и не в поминках…