Дайте место гневу Божию (Грань)
Шрифт:
– Время раздирать, и время сшивать, – добавил Рагуил. – Старцы дождались, пока Иоаким по своим делам не отъехал из городка, и в урочный час прокрались в сад к Сусанне. Они схватили ее, когда она выходила из воды, и до того дошла их похоть, что старцы потребовали от женщины, чтобы она отдалась им обоим поочередно. В противном случае они угрожали донести на нее, что она в саду принимала красивого юношу. А прелюбодеяние по Моисееву закону карается весьма сурово – обоих соучастников надлежит забить камнями до смерти.
– Без суда и следствия, что ли? – удивился мужчина. – Суд Линча?
– И такое случалось, – подтвердил Рагуил. – Влажное тело Сусанны было скользким, сама она – молодой и сильной. Сусанна вырвалась и
– И тут Грань! – воскликнул мужчина.
– Грань, – согласился Рагуил. – А почему ты решил, что ее тогда не было? Был назначен суд, привели Сусанну, старцы, принесли присягу, выступили против нее, а они были люди в городке уважаемые, и их словам поверили. Сусанну приговорили к побиению камнями. А в это время в городок уже въезжал путник…
Рагуил посмотрел на меня и увидел меня таким, как в то утро. Когда он заговорил, я понял, что вставшая перед его взором картина посредством простых и безыскусных слов передается мужчине и женщине.
– Он спустился с невысокого белого перевала, он преодолел полосу каменистой пустыни, на которой ближе к городку стали появляться участки чахлой пшеницы, он спустился в глубокую расселину, где по дну протекал ручей с ледяной водой, и из ладоней напоил рыжего поджарого коня. А когда он выбрался из расселины, то увидел вдали несколько зеленых пятен. Он подъехал поближе и в сердцевине каждого пятна ему явилась жемчужина – именно таковы были издали эти городки, похожие на кривые белые лестницы, что поднимаются по холму и обрываются, стоит только взгляду увлечься подъемом…
Тут архангел понял, что чересчур увлекся описанием.
– Путник поспешил к месту судилища и прибыл вовремя – Сусанна кричала о том, что невиновна, но ее уже хотели, связав, вывести к городским воротам, где казнили прелюбодеев, и многие горожане, потрясенные ее неожиданно явившимся распутством, ждали ее с камнями в руках. Путник решительно растолкал толпу и вышел к судьям. Он был в широком белом аба, какие обычно надевают в дорогу, и ткань была щедро покрыта пылью, но они узнали в нем человека, привыкшего приказывать, надо полагать – из княжеского рода, поскольку сынами Израиля тогда правили князья. Невзирая на его крайнюю молодость – а на вид путнику можно было дать восемнадцать лет, и он не имел бороды, а только черные усы, из тех первых, мягких и редких волосков, которые так бережет и холит всякий юноша, желающий, чтобы его поскорее приняли за мужчину, – так вот, невзирая на молодость, они смутились от его уверенности в себе и от твердого взгляда больших серых глаз. Он же напомнил о том, что до сей поры женщина была безупречна, и встал на ее защиту. «Это ее любовник! – заговорили люди. – Юноша, которого видели с ней в саду! Так вот он каков!» Но путник повернулся к ним – и они замолчали. Тогда он сделал вот что…
Рагуил посмотрел на женщину, увидел в ее глазах молчаливое понимаение, и тогда посмотрел на мужчину. Я был немало удивлен – женщина явно знала об этом деле, мужчина же производил впечатление человека, которого ничему не учили.
Рагуил вздохнул, и вздох этот относился к мужчине. Затем он продолжал.
– Он велел одного из старцев вывести вон, а к другому обратился с вопросом: «Сад велик, скажи, где совершилось прелюбодеяние?» – «Ты должен это знать лучше меня!» – ответил строптивый и уже почуявший беду старец. Но путник настаивал, и старец указал – в западном углу сада, где под сосной той породы, что всегда клонится к югу, стоит каменная скамья, удобная для такого рода дел. Тогда путник велел его увести и привести другого старца. Тот тоже долго не хотел отвечать на
– Хорошо он их столкнул лбами, – заметил мужчина. – Но откуда он знал, что в городке собираются побить камнями женщину? По радио, что ли, услышал?
– По-своему ты прав, это можно сравнивать с радио, – даже не пытаясь объяснить мне это незнакомое слово, ответил Рагуил. – Очевидно, не одна лишь Сусанна была убеждена в своей невинности. Мысли женщины и еще нескольких, кто любил ее и боялся за ее жизнь, создали некое ядро. А Даниил уже начал свое служение, и ядро молитвы, обращенной к Господу, было доверено ему, чтобы он совершил суд. И он совершил суд по закону Моисееву – оправдал женщину и покарал клеветников.
– Что с ними сделали? – спросила женщина, и это меня удивило. Ведь казалось, что она знает о деле Сусанны и старцев.
– Их казнили, – ответил я. – Ведь я судил задолго до Закона Христова. А если бы судил при Законе Христовом – то неизвестно, чем бы это дело закончилось, потому что есть слова, имеющие силу лишь в Его устах…
Архангел покосился на меня – он знал, о каких словах я говорю.
Это было одной из причин моей усталости – то ли от старости, то ли от маловерия, но я не имел силы так повторять Его слова, чтобы люди приняли их вместо суда. Я честно пытался, поскольку не хотел нарушать законов служения, но моя душа не перетекала в эти слова, и я устал, Господи, устал я выплескивать душу в Его словах, дрожа при этом от страха…
Очевидно, Рагуил привел сюда этих двоих, еще не приняв определенного решения. И вот сейчас он это решение принял.
– Расскажи, друг Даниил, – тихо попросил он. – Расскажи про тот день, когда мы вместе шли по Иерусалиму, от Нижнего города ко дворцу Хасмонеев и далее, ты – зримо, я – незримо…
Я посмотрел на него, задавая взглядом все тот же вопрос, что и тогда: знал ли он, какие слова мы услышим? Ведь если он сопровождал меня, не давая мне уклоняться, то имел цель. Вряд ли его целью было всего лишь показать мне издали Христа, хотя бы потому, что я уже видел и слышал Иисуса в Галилее незадолго до праздника Суккот, когда Он еще не решил, идти ли ему в Иерусалим, и отказался было, но потом отправился как бы тайно. Рагуил просил меня следовать за Ним, потому что боялся для Него торопливого людского суда, я же умел говорить с потерявшей разум толпой.
И опять я не получил ответа.
– Я был на той площади, когда к Нему привели блудницу, – сказал я тогда. – Я шел за толпой, а рядом незримо шел Рагуил.
– Где ты был? – удивленно, уже понимая смысл слов, но еще не веря собственным ушам, спросила женщина.
– В Иерусалиме. Толпа была плотной и, я бы сказал, целеустремленной. Ее ядро составляли люди почтенные – книжники из тех, что любят показывать свою ученость, сыновья богатых семей, в белоснежных таллитах с широкой голубой каймой и толстыми кистями по краям. За ними увязался простой люд, а замыкали толпу совершенно растерянные соседи и родственники блудницы. «Если бы она догадалась закричать! – услышал я. – Та, что кричит, борется за свою честь, эта же молчала! И молчание сделало ее блудницей!» Последней шла рыдающая женщина, потерявшая покрывало, и от слез она не разбирала пути, а вела ее сестра, тоже плачущая. Я понял – вот мать блудницы…