Дажьбоговы внуки. Свиток первый. Жребий изгоев
Шрифт:
— Кто ещё? — бросил князь весело. Он ничуть не запыхался, и усталости не было никакой.
Оружие звенело по всему стану, бойцы рубились, изо всех сил стараясь не зацепить друг друга — тоже велико искусство, не меньшее, чем ранить иль убить. Тут же бросали оружие и обнимались, пили сбитень и квас — хмельное выдавать Всеслав строжайше запретил. Сделают плесковичи вылазку, враз всё невеликое войско Всеславле передушат, как утят. На возражения некоторых гридней, что плесковичи, мол, тоже
— Празднуют, да не то! — оглядел хмуро непонимающие лица гридней и пояснил. — Ильин день они празднуют сегодня, а не Перунов. И празднуют иначе! Может, и хмельное пьют. А только им на нас напасть самое милое дело, а нам на них — труднее во сто крат.
И притихли гридни.
Вторым тоже вызвался гридень — Чурила, друг Радка. Видно, забедно стало, что князь его друга одолел, хоть даже и не в настоящем бою.
Чурила был обоеруким бойцом, щита не носил. Скрестил перед лицом оба меча, резко развёл их в стороны и ринул навстречь князю.
Сшиблись, и с первого же удара червлёная кожа на княжьем щите лопнула по всей длине, треснули доски. Всеслав с досадой отбросил щит и сунул меч в ножны.
Незадача!
Ох, не надо бы, — подумалось тут же Чуриле. Что же это, князь сам, своей волей, после первого же поражения отступает. Нехорошо… Гридень, если бы была на то его воля, сейчас поворотил бы время вспять, чтобы победил князь. А как поворотишь? Да и нельзя в Перунов день поддаваться…
— Княже! — взмолился гридень. — Не считается…
Всеслав только махнул в ответ рукой:
— Покинь, не сепети! — велел он, стягивая с головы клёпаный, со стрелкой на переносье и чешуйчатой бармицей, шелом. — Не мальчики, чать…
Возразить было нечего — не мальчики, и правда, каждый сам знает, когда верно, а когда нет.
Чурила помрачнел и отворотился, а князь принял из рук Радка братину с квасом, крупно глотнул ядрёный напиток с мёдом, орехами и тёртым хреном. Передал братину дальше, засмеялся, глядя на хмурого Чурилу, хлопнул гридня по плечу:
— Не журись, друже! И на старуху бывает проруха.
Гридни засмеялись тоже, и никто не упомянул о нехорошей примете. Хуже не может быть, чтоб в походе, да на Перунов день, да в обрядовом бою, князь потерпел поражение. Поражение, сулящее неудачу всему походу.
Вечером над станом полоцкой рати стояла тишина, изредка прерываемая негромкими голосами и конским ржанием. В Перунов день не возбранялось хмельное. Даже поощрялось. Но не в походе, не на брани. Всеслав Брячиславич к хмельному был строг и даже за свои немногие войны приучил полки к тому же.
В княжьем шатре мирно потрескивали свечи, огоньки отражались в начищенной медной посуде и оружейной стали. Через отворённый проём снаружи
Огоньки свечей качнулись от движения воздуха — сдвинув и без того откинутую полу, кто-то вошёл в шатёр. Князь поднял голову от книги, оторвал взгляд от затейливо выписанных на харатье букв.
— Владыка Славимир? — удивился он. — Откуда?..
Осёкся. И так ясно — откуда.
— Переживаешь, княже? — волхв неуловимым движением оказался рядом, пахнуло воском, дикими травами, ещё чем-то странно знакомым.
— С чего бы? — насмешливо хмыкнул Всеслав Брячиславич, пряча беспокойство под скуратой беззаботности.
— Ну как с чего? — волхв мягко сел в походное кресло, быстро придвинутое князем. — Ты же проиграл… в самом начале похода, да ещё в священном бою в Перунов день…
Всеслав закусил губу, ущипнул себя за длинный ус. Славимир был прав, как всегда — хреновая примета…
— Война будет неудачной? — спросил князь в лоб, бледнея.
— А если да? — волхв прищурился. — Ты отступишь?
— Ни за что! — Всеслав решительно мотнул головой, метнулись туда-сюда длинные волосы.
Славимир кивнул, глядя на князя как-то отрешённо.
— Так мы проиграем? — Всеслав Брячиславич побледнел ещё больше.
— Никто не может знать грядущего, — покачал косматой головой Славимир. — Можно только знать… что будет, если мы победим… и что будет, если мы не победим…
— Это и я знаю, — махнул рукой князь, помолчал и добавил задумчиво. — Но рати нужно что-то… ободряющее…
— Ничто не ободряет сильнее, чем победа, — пожал плечами волхв, глядя в огонь очага из-под косматых бровей.
— Эти стены единым только боевым духом не сломить, — вздохнул князь. Огоньки свечей вновь дрогнули от сильного дыхания Всеслава. — Вестимо, у нас есть друзья даже и в самом Плескове, да только с ними…
— Только с ними надо ещё встретиться, — закончил за князя Славимир. — А вот завтра что-нибудь да прояснится…
Князь вскинул глаза.
— Ты же не ведаешь будущего, — напомнил он. — И никто не ведает…
— Предчувствие, — отрезал волхв, почуяв в голосе князя лёгкую тень ехидства. — Да и потом — утро вечера мудренее…
— Ну да, — сказал князь язвительно. Вновь взглянул на волхва и остолбенел — Славимира в шатре не было. Только дрожали от лёгкого сквозняка огоньки свечей.
Наутро приехали послы из Плескова.
Двое вятших.
Кривский — Найдён Смолятич, от посадника, боярин из полоцкой старшины. И словенский — Буян Ядрейкович, гридень Мстислава Изяславича, наместник.