Даже если вам немного за тридцать
Шрифт:
"Ничего себе -- просьбы, да это - приказы!" - подумала Лиза.
– О, мой повелитель, - она была в удачном, облегающем платье, и, скинув дубленку, сразу пошла в наступление, - Я ездила послушать скрипачку. Поверь, там совсем безопасно, там дают концерты! Я думала, что эти бедняги голодные, а им там столько еды навезли! Но, надеюсь, и мои бутербродики пригодятся. Николя, они сражаются за будущее страны! Даже если мы все ошибаемся и произойдет очередная рокировка олигархов, как ты говоришь, все равно, они достойны уважения. Мой любимый, ты значишь для меня все! Ну как ты можешь говорить такое?
Она прижалась к нему бюстом
– Женская грудь успокаивает мальчиков любого возраста. Это тысячелетний инстинкт".
Инстинкт сработал. Через каких-то пол-часа, она была полностью прощена...
– Ты крутишь из меня веревки, ты делаешь со мной все, что хочешь!
– Николя, это ты делаешь со мной все, что захочешь. Я шагу не могу ступить без твоего высочайшего соизволения! Я так не привыкла, я всегда сама была себе хозяйкой!
– Теперь я твой хозяин!
– Николя! Ты -- страшный человек!
– это опять, целуя складки в уголках его губ.
– Это вопрос вкуса, Елизавета Васильевна. Многие находят меня интересным мужчиной, а некоторые, даже - неотразимым.
Она расхохоталась, и они отправились ужинать. Из-за его участившихся командировок, ночные пиршества уже становились их семейной традицией, и Лиза переживала, как бы это не отразилось на ее фигуре. Впрочем, с ним она тратила столько калорий...
Ситуация на Майдане в Киеве обострилась. Лиза чувствовала, что наступает завершающая стадия всех событий и очень боялась, что Майдан проиграет. А было похоже на то. Люди устали. Неимоверное нервное и физическое напряжение и очень морозная погода доводили Людей до изнеможения. Толпа, вооруженная палками и коктейлями Молотова против полностью контролируемого и подчиненного криминалом государства - это даже не смешно. Было ясно, что Майдан, увы, проиграет. Самое страшное -- у них не было оружия. Лиза, вместе с многими миллионами украинцев во всем мире, каждый вечер молилась за Майдан. И Господь услышал. Но сначала...
18 февраля майдановцев страшно избили. Они лежали по всему центру Киева, страшные и окровавленные. Ночью подожгли Дом Профсоюзов, для того, чтобы сжечь протестующих заживо. Дом был подожжен сразу в двадцати местах, и сомнений в случайностях быть не могло.
В страшный для Украины день, 20 февраля, по протестующим, вооруженным палками, начали стрелять снайперы. Киевская улица Институтская, в буквальном смысле слова, покрылась кровью. Сколько же еще крови надо пролить на священную Киевскую землю, чтобы насытить ненасытного Молоха?!
Лиза, с ужасом, смотрела новости и вдруг вскочила с дивана! Именно этот кусок улицы, именно эту брусчатку, сплошь залитую кровью, она видела во сне! Она вскрикнула от удивления. Из столовой прибежал Дашков:
– О Боже великий! Лиза, не смотри этот ужас! Лиза, немедленно выключи!
– Николя! Я видела это во сне!
– Что видела?
– Эту брусчатку, эту улицу и эту кровь!
– Лиза содрогнулась.
Дашков
– Лиза, выпей.
Она моментально махнула весь стакан, не почувствовав ни вкуса, ни аромата, вообще не разобрав, что выпила.
– Лиза, что и когда ты видела во сне?
Она рассказала. Вспомнила, что это было той ночью, когда они рассорились, и Лиза убегала из этого дома. Дашков задумался. Лиза вскочила и сказала:
– Все, Дашков. Это -- конец. Им не победить без оружия. Их перестреляют, как собак. Господи, не допусти!!!
Она зарыдала.
18-21 февраля были самыми страшными за всю историю противостояния Майдана. Число расстреляннх перевалило за сотню, которую сразу нарекли "Небесной сотней". Лиза смотрела на фотографии убиенных и поражалась красоте их лиц. И впрямь "Небесные"! Так не бывает! Но так было...
Ночь 21 февраля должна была стать последней в истории Майдана. Киевляне узнали, что в город въехали БТРы. Жители столицы, не жалея ни жизней, ни имущества, перегораживали дорогу в центр города своими машинами, автобусами и созданными на ходу баррикадами. Лиза опять смотрела прямой репортаж с Майдана, у нее не было сил отойти от телевизора. Дашкова снова не было дома.
В три часа ночи на Майдане осталось чуть больше тысячи Людей, которые обнимались, прощались друг с другом и готовились к своему последнему бою. Там было довольно много женщин, которые не пожелали уйти. Их отогнали к центру, к концертной площадке, чтобы хоть как-то защитить. Горели шины и два, уничтоженых майданщиками, БТРа. Лиза оцепенела от ужаса, но смотрела не отрываясь. У людей, оставшихся на Майдане, были отрешенные, перешедшие в другое измерение лица. Они перешли свою черту. У них больше не было ни страха, ни других чувств. Лиза подумала, что так, должно быть, выглядели первые христиане, которых бросали на съедение львам в Римском Колизее.
Странно, но именно в эту ночь, и сама она перешла некую черту...Какой-то щелчок раздался в голове. Больше не было страшно. Совсем. И именно в эту минуту осознала: сейчас рождается Новый Рим! Не зря тетка Мария говорила, что украинцев боятся итальянцы, боится вся Европа, потому что считают, что им нет равных по силе духа! "Да нам нет равных во всем мире!
– подумала Лиза, - Киев, если выиграет, и если повезет с Правителем, как тысячу лет назад, будет столицей Новой Европы! Но, блин, нам так редко везет с Правителем! А если повезет - будет у нас новый Ярослав -- тесть всей Европы. Правда написана в Библии: И кто был последним - тот станет первым..." Вот что она поняла в эти часы! Лиза упала на колени перед иконами:
– Господи, спаси этих Людей! Господи, спаси этих Людей!
"Нет, они не могут проиграть! Мне же снилась Победа! Неужели я ошиблась? Этого не может быть! Я же никогда не ошибаюсь".
В четыре часа утра зачистка Майдана "беркутом" почти подошла к концу. У революционеров остался небольшой кусочек земли в центре возле сцены. Опухшая от слез Лиза, выключила телевизор и поднялась в спальню, собирать чемоданы. Ее шатало. Она позвонила Дашкову:
– Николя, они проиграли. Ничего не понимаю. Мне же снилось другое. Николя, я собираю вещи, мы уезжаем в Польшу...или в Великобританию. Я ни минуты не останусь в этой кошмарной стране! Что паковать из твоей одежды?