De Paris avec l'amour
Шрифт:
Маленький Серж Бетанкур — ангелочек, иначе не скажешь. Упитанный белокурый херувим на руках у темноволосого мужчины со впалыми щеками — это Рене Бетанкур. Очаровательный трехлетний мальчуган в джинсовом комбинезоне с совершенно девчачьими светлыми локонами. Рядом — родители: Клоди — хорошенькая, Вивьен — если не одежда и прическа по моде того времени, можно подумать, что это Серж. Нет, еще выражение глаз — другое. Совсем. Коротко стриженный, но все такой же светловолосый мальчишка лет десяти с белоснежной кошкой на руках — видимо, это ее королевское величество Марго. А вот уже юноша — смазливый до невозможности,
— Серж надо мной смеется, а я не понимаю этих цифровых фотографий. Куда приятнее — так. В руки взять можно… потрогать, — узловатый палец гладит край фотографии, на которой Серж с родителями. — Я часто думаю… когда, в какой момент все пошло… не так? Ведь мы с Рене любили Вивьена. А он и Клоди любили Сержа. А вышло… вот так. Выходит, любовью можно все испортить?
Соня промолчала. Она не знала, что ответить на это. Мадам Нинон переворачивает страницу, потом еще одну. Одно из последних фото — Серж, уже совсем узнаваемый, но для Софьи непривычно серьезный. В огромном черном кресле, за огромным же столом. Мсье президент «Бетанкур Косметик».
— Я так горжусь им, — тихо произносит мадам Нинон. — Очень горжусь. Он сильный и гордый мальчик. И очень… — женщина замолчала, словно раздумывая — стоит ли продолжать. А потом решилась. — Он умеет любить. Наверное, это не слишком очевидно. Он редко позволяет кому-то это увидеть. Он не подпускает к себе близко. И еще — так трудно прощает предательство. Я все еще не теряю надежду… — мадам Нинон невесело улыбается, — что он простит родителей. Ведь он их любил. И… я верю, что любит. Но слишком гордый, чтобы простить легко.
Софья снова промолчала. Снова не знала, что ответить. И вообще, ей казалось, что эти слова ответа не требовали.
— Ладно, — взмахнула рукой мадам Нинон. — Это все риторика, не более. Я еще хочу тебе кое-что показать, Софочка.
Соня с все возрастающим изумлением наблюдала, как хозяйка спальни встала, подошла к стене и, как дверцу, открыла картину, висящую на стене. За ней обнаружился сейф. Просто как в кино. Защелкал под пальцами мадам Нинон, набирающими код, замок. И вот уже мадам Нинон снова вернулась на диван. В руках у нее была шкатулка. Резьба по кости, холмогорская школа — это Соня наметанным взглядом определила сразу. А потом шкатулку открыли, и тут Софья удивилась по-настоящему. Хотя, казалось бы, ожидаемо — ну что еще можно хранить в сейфе? В первую очередь, драгоценности. Немного. Видимо, самое дорогое — не столько с точки зрения материальной ценности, сколько из-за связанных с этими украшениями воспоминаний.
Пальцы мадам Нинон дрогнули, когда она доставала из шкатулки кольцо. Явно не свежее приобретение, не слишком роскошное, но и не скромное — три сапфира, один крупнее, тот, что посредине, два по краям мельче. Небольшая россыпь маленьких бриллиантов, тусклое золото.
— Это обручальное кольцо князей Бобровских, — мадам Нинон держит кольцо двумя пальцами. — Ему больше двух сотен лет. Мужчины рода Бобровских надевали это кольцо на палец своей избраннице. Я… — мадам
— Красивое, — осторожно отвечает Соня. Блеск граней старых сапфиров завораживает.
— Когда-то я могла его надеть, — женщина кладет кольцо себе на ладонь. — Сейчас пальцы уже не те. Могу только так смотреть, — и вдруг протягивает руку Софье. — Хочешь примерить?
Это неожиданно. И после небольшого размышления Соня отрицательно качает головой. Нет. Это как-то неправильно.
— Пожалуйста, — негромко просит мадам Нинон. — Примерь. Сонечка, пожалуйста. Хочу увидеть его на руке. Давно не видела.
Нет, ну если так просят… Софья осторожно берет старинную драгоценность. И… кольцо садится идеально. На именно безымянный палец. Соня неосознанно задерживает дыхание почему-то. А потом протягивает руку мадам Нинон.
— Вот. Смотрите.
Старая женщина наклонила голову, разглядывая. Вздохнула.
— Красиво.
Русси предпочли уехать. Родственники — тетка, кузены, Вивьен с Клоди — те, наоборот, решили остаться на ночь. Именинница, утомившись, ушла к себе. Праздник закончился.
— Серж, ты где? — Соня стоит у окна, прижав к щеке телефон. Она была права — парк с включенным освещением выглядит очень красиво.
— У себя в комнате.
— А она которая?
— Зачем тебе?
— Хочу нанести визит вежливости.
— Софи… — он там вздыхает. — Я устал. Реально устал. Собираюсь спать. Давай отложим все до завтра?
Она ему не верит. А еще ей не нравится его голос. Странный какой-то.
— Если ты не скажешь, какая твоя комната, я пойду открывать все подряд двери. И мне плевать на то, что это неприлично!
Он еще раз вздыхает.
— По той же стороне, что и твоя. От тебя — третья.
— Умница. Послушный мальчик. Принесу тебе печеньку.
Серж в ответ лишь хмыкнул.
В комнате не включен свет. Темноту рассеивают лишь слегка отблески фонариков в парке. И еще тлеет красный огонек сигареты. Пахнет табачным дымом и спиртным. Причем крепким спиртным.
Соня постояла немного на пороге, давая глазам привыкнуть к темноте. А потом шагнула вглубь комнаты. Серж сидит в кресле у окна. На нем лишь брюки, выше талии он голый, в пальцах одной руки зажата сигарета, в ладони другой устроен бокал.
— Ооо… Мальчик пошел вразнос?
Он не отвечает, лишь затягивается сигаретой, заставляя ее кончик разгореться ярко-алым. Софья протягивает руку к столику, берет бутылку, подносит к глазам. Наполовину пустая, и это даже не коньяк. Виски.