Де Рибас
Шрифт:
— И что же?
— Конечно, Калиостро отказался. Духи — его собственность, а кто же позволит палить из пистолета в свою собственность?
— А в лаборатории елагинской ложи, — рассказывал в свою очередь Рибас, — Калиостро варил в тигле ртуть с красным перцем. Потом тигель запечатали гипсом, через три дня вскрыли — а там серебряный слиток с прожилками золота.
— Чуду подобно.
— Но граф остался недоволен. Сказал, что в другой раз все будет наоборот: золото с прожилками серебра!
— Но что вас заинтересовало в этом человеке, Джузеппе?
— А то, что он не создал чуда
Масоны на этот раз собрались не в тайной темнице, а в просторной зашторенной, скудно освещенной зале. Тут были и испанский посланник Нормандец, и неаполитанский Сан-Никола, и прусский Герц, и генерал Мелиссино, и статс-секретарь Безбородко — одним словом, весь цвет столицы. Публика в ожидании перешептывалась, как на похоронах. Елагин поставил на черный бархат стола хрустальный сосуд-шар с водой и оставил зажженными три свечи, и все замерло, когда из внутренних покоев появился небольшого роста человек в платье-балахоне из тяжелого шелка мышиного цвета. На платье от плеч до пят были вышиты непонятные фигуры-символы и иероглифы — сочно-красные, как раны. С головы свисали золото-парчевые ленты, схваченные на затылке венком из цветов, осыпанных драгоценностями. На нагрудной ленте изумрудного цвета изображались разного рода жуки. На красношелковом поясе висел широкий рыцарский меч с рукоятью в форме креста. Человек заговорил тихим голосом, в котором слышались обертоны глубины и мощи.
— Честь, мудрость, единство. Благотворительность, благоденствие. Великие тайны и вселенская благодать! Покорность! Ум! Страсть! — Голос овладел вниманием публики, мощь его росла. — Мы! Мы, Великий Кофта! Единственный на земле Великий Кофта. Ясновидящий и гроссмейстер великого египетского масонства. Мы даем знать вам о нашем присутствии! Воплощение богов на земле. Миры дают нам знаки. Мы познаем их. Мы стремимся. Мы здесь, и никто не разлучит нас с миром — ни время, ни злые силы, ни смерть.
Из воздуха, из свечного полумрака на стол посыпались медные и серебряные треугольники, лопатки, осьмиугольники, молотки, кубы, мертвые головы, отвесы, глобусы… Все это, как бы не имея веса, мягко опускалось на стол. Наместник Великого Кофты поднял хрустальный сосуд со стола, вода окрасилась голубым, и все увидели, что внутри сосуда сияет звезда. Но вдруг атмосферу безмолвного изумления разрушил чей-то голос:
— Там не вода!
Десятки голов разом повернулись к негодяю — это был ученик господина подполковника Ливио, вертопрах и ловелас. Калиостро без сил рухнул в кресло. Миновала минута — шиканья смолкли.
— Подойдите ко мне, — приказал Калиостро. Ливио осторожно приблизился. Калиостро встал, взял сосуд и выплеснул на Ливио воду. Все ахнули, засмеялись. Ливио жалко улыбался и отряхивался.
— Мне мешают, — сказал Калиостро. — Мне мешают, но помешать не могут. Сегодня я не смогу извлечь из небытия души умерших. Займемся живыми.
Он усадил Ливио в кресло и осыпал его такой площадной бранью на французском, итальянском и немецком, что все оторопели. В итальянских фразах Рибас явственно различил
— Чью тень из числа тех, кто здесь не присутствует, вы хотели бы вызвать?! — вскричал Калиостро, обращаясь к Ливио. — Напишите! — Он передал ему пергамент и карандаш. Ливио что-то написал, маг стоял к нему спиной и командовал: — Сожгите пергамент на свече!
Ливио исполнил повеление, а чародей схватил пепел пергамента, растер его в ладонях и посыпал им голову лейтенанта.
— Пройдите сюда! — Он вывел Ливио за занавес, натянутый меж колонн, выхватил меч и принялся рассекать, рубить и жалить мечом пространство.
— Что вы видите в полнейшем мраке, который вокруг вас? — вопрошал маг.
— Юношу в красном плаще, — отвечал Ливио из-за занавеса.
— Где он находится?
— В лесу…
— Что на земле?
— Отверстая могила.
— Мысленно попросите юношу, чтобы он показал вам тень того, кого вы хотите видеть.
— Я вижу! — Через секунду раздался испуганный голос лейтенанта.
— Где он? — спросил Калиостро.
— Он лежит на полу… на ковре…
— Кого еще вы видите?
— Больше никого не вижу.
— Мысленно попросите юношу, чтобы ему помогли!
— Да! — воскликнул Ливио. — Я вижу людей, слуг… Они его поднимают, несут… Укладывают в постель…
— Что он делает?
— Закрывает руками глаза… ему больно…
— Попросите юношу, чтобы боль несчастного прошла!
— О, да! Он садится в постели. Улыбается.
Калиостро взмахнул мечом, вывел из-за занавеса бледного Ливио, а потом замертво, спиной повалился на стол. Его подняли, усадили в кресло. Он пришел в чувство, деловито достал из складок балахона пергамент, передал его Елагину со словами:
— Здесь написано имя человека, тень которого я вызвал. Пошлите тотчас к нему курьеров, узнайте, что с ним, не нужна ли помощь?
Курьеров послали. Ливио сел позади Рибаса и шепнул ему:
— Я вызвал тень Ивана Ивановича.
— Бецкого? — поразился господин подполковник. — О дева Мария!
«Иван Иванович вчерашний день действительно чувствовал себя неважно. Что с ним могло случиться? — думал Рибас, поглядывая на Калиостро. — Этот человек несомненно обладает даром месмеризма — тайной силой внушения, о которой писали в «Ведомостях». Этой силой он и покорил Лондон и Париж. Но он одержим, а поэтому никогда не остановится, чтобы жить в роскоши и покое».
Курьеры вернулись. Имя Бецкого было объявлено. И курьеры сообщили, что с генералом случился приступ, его нашли на полу кабинета, отнесли в спальню, он ненадолго лишился зрения — одним словом, все произошло так, как «увидел» Ливио, руководимый жрецом египетского масонства.
Калиостро объявил, что на сегодня все кончено, продолжения не будет из-за смертельной опасности, которая угрожает не ему лично, а кому-то, находящемуся в зале, кого он определить не может из-за присутствия темных сил.