Де Рибас

Феденёв Родион Константинович

Гудович уехал. Адъютант вернулся из офицерской палатки.

– Кто в выигрыше? – спросил Рибас.

– Лифляндец Сандерс. Тащит девятку за девяткой.

Имея привычку ничего не делать на авось, Рибас велел адъютанту подать бумагу и чернил и стал составлять предписание к штурму. Он работал до тех пор, пока адъютант не доложил, что прибыл майор Меркель. Лунообразное лицо возникло за откинутым пологом.

– Господин генерал-майор, я с пятью полевыми. Остальные в пути, но недалеко. – Он не вошел в палатку, а за его спиной маячило

в отсвете свечи лицо Трубникова.

– Трубников покажет вам, где ставить артиллерию На перешейке, – сказал Рибас. Адъютанту велел выслать Дежурных офицеров встречать отставших артиллеристов: – Пусть сразу ведут на место.

Дождь не прекращался. Четыре осадных орудия благополучно, как доложил Трубников, заняли свое место на берегу. Но тьма стояла такая, что две полевые пушки в повозках, которые двигались солдатской тягой, пропали. Их искали до двенадцати. Они ушли правее по широкой долине меж холмов. Когда орудия нашли и вернули, генерал-майор распорядился зажечь на берегу три огня.

– Да следите, чтобы не погасли под дождем.

Есаул войска Донского Кумшацкой прибыл первым.

Кутался в овчину. Его знобило.

– Нездоров?

– Сыро. Вот и продрог.

Полковники черноморских казаков Чепега и Белой пришли вместе. Чепега молча сел на рогожу. Белой шумно здоровался. Секунд-майору гренадеров Воейкову сказал, что завтра обменяется с ним одеждой – отдаст свой чекмень, а сам обрядится в его зеленый кафтан. Рибасу на совете не доставало Соломона – Антона Головатого. Он, узнав, что казачьим полкам передаются пять трехфунтовых единорогов, поскакал в Очаков, обещал быть сегодня, но запаздывал.

– Господа офицеры, выслушайте мои распоряжения к штурму Хаджибейского замка, – громко сказал Рибас.

План состоял в том, что генерал-майор разделил свою пехоту на две части. Каждая включала две роты Николаевских гренадеров и две Троицкого пехотного с резервами. Первая часть под командой полковника Хвостова должна была слева охватить замок и овладеть оным, взойдя по лестницам. На правом фланге двум полкам черноморских казаков предстояло отвлечь внимание осажденных.

Второй части под командованием секунд-майора Воейкова с полком казаков долженствовало занять предместье – форштадт– и препятствовать отходу неприятеля.

Батарея из четырех осадных и двенадцати полевых орудий уже установлена на перешейке возле залива с тем, чтобы вести огонь по турецким судам.

– Для эскадры графа Войновича зажжены три огня на берегу, – заканчивал Рибас. Вечером ветер был благоприятен. Сейчас усилился. Но я уверен, что граф уж где-то поблизости.

Без лишних вопросов офицеры разошлись в свои части, только Белой посетовал, что обозы отстали, а в них прокисает горилка. Каждые пятнадцать минут к палатке пробирались посыльные с берега и, увы, сообщали одно: трех ответных огней в море, означающих подход эскадры, нет как нет.

Конечно, за столько лет знакомства Рибас видел, как

сильно переменился Марк Войнович. Его ореол победителя турок при Лагосе потускнел. Теперь граф стал язвителен, осторожен, сухопутные генералы до сих пор пеняли ему, что второго августа он не сжег турецкие суда. Но недаром генерал-майор весьма долго говорил с контр-адмиралом на рейде под Очаковом о совместных действиях утром четырнадцатого. Чесменский огненный вулкан был памятен Рибасу. Но при Чесме русских орудий на берегу не было. Так что с приходом эскадры графа под Хаджибеем может состояться вторая Чесма.

Давно кончился дождь, но три огня в море так и не появились. К четырем утра Рибас перестал ждать их, пристегнул шпагу и вышел из палатки.

– Сбор, господа, – сказал он дежурным офицерам, и те исчезли во тьме поднимать назначенные к штурму части. Два офицера представились генерал-майору. Это были секунд-майоры из Ряжского полка Осипов и Сандерс Лифляндского егерского. Они просили дозволения участвовать в деле.

– Нет, – сказал Рибас. – Ждите подхода войск с рассветом.

Недовольные и разочарованные офицеры отошли во тьму. Впереди колони с фонарями в руках ждали сигнала к выступлению офицеры рот. Рибас подошел к ним, спросил весело:

– Так что, господа, будем действовать только холодным оружием?

– Для нашего же блага, – отозвался Хвостов.

– Ну так дадим в этом слово, – сказал Рибас.

Колонны тронулись. Казаки сразу ушли вправо. Рибас шел рядом с Хвостовым. Скользя по глинистым местам, на ощупь пробираясь через мокрые глыбы скал, сползшие то тут, то там по склонам, перешептываясь, помогали друг другу, сдерживали желание вскрикнуть, когда под ногами оказывалась пустота. Пехота Хвостова приближалась к последнему оврагу перед замком.

Вдруг тьма и тишина оглушительно загрохотали, второй оглушающий удар был менее неожидан, третий, они восприняли громкими хлопками справа.

– Казаков обнаружили, – сказал Хвостов.

– Почему же они не отвечают? Они должны отвечать! Белян!

Подпоручик тотчас скатился к генерал-майору по склону.

– Вот вам случай, – сказал Рибас. – Поднимитесь по оврагу вверх. Передайте мой приказ казакам: шуметь, как только это они умеют.

– Я с ним, – сказал Трубников, и оба зашуршали в крепких овражьих зарослях.

– Правого фланга не ждать, – сказал Рибас.

– Пошел! Пошел! – уже кричал Хвостов, так как грохот пушек справа усилился.

Когда колонна стала пересекать овраг, над головами солдат резко раскололась тьма, лопнул воздух, а громовой удар рассыпался жалящей все вокруг картечью. Но генерал-майор смотрел в противоположную от пушек сторону – там, на турецких судах, один за другим появились огни. Мористее была тьма – огней эскадры Войновича не видно. И снова, материя под именем тьма, затрещала и лопнула. Рибас удивился, увидев рядом Трубникова. Когда тот успел вернуться?