Дедушка, Grand-pere, Grandfather… Воспоминания внуков и внучек о дедушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX – XX веков
Шрифт:
29 декабря
Сегодня я проснулся поздно, напился чаю, и мы, то есть Серенька, я и Настенка, отправились в Большой театр на «Демона». Демона играл Хохлов, Гудала — Фюрер, Синодала — Барцал, старого слугу — Василевский. У Хохлова очень хороший тон голоса. «Демона» я вижу во второй раз.
До 2 января
Я Новый год встретил в постели. Вчера, т. е. 1 января, мы были у бабушки, так как был ее день рожденья. Я, Серенька, Андрюнька и мамаша в 3 часа вышли из дому, неся с собой коньки, вырезанные галоши и Серенькины сапоги. По дороге нас провожали мальчишки, любуясь связкой коньков. Дошедши до гимназии, мы сели на конку, которая привезла нас на Смоленский рынок. Когда мы пришли к бабушке, Руфа с Витей уже катались на коньках. Леня спал, и потому мы отправились прямо к бабушке. Там сидел Александр Александрович Сперанский. Мы поздравили бабушку, надели коньки и пошли кататься. Каток у дяденьки дрянной, гора еще ничего. Покатавшись с часик, мы пошли к бабушке чай пить. Пришла Оленька, или Ольга Жоповна, как мы ее звали. Потом Леня с Еленой Федоровной, Оля и Евгений Петрович. Я списал у дяденьки с каталога рыболовных снастей
Сачок — 75 коп.
Верига — 50 коп.
Катушка зеленого шелку — 45 коп.
2 поплавка — 30 коп.
2 жерлицы — 20 коп.
10 маленьких крючков — 25 коп.
Больших крючков на 15 аршин — 25 коп.
Лески в 8 волос — 20 коп.
Вилка для вынимания крючков — 15 коп.
2 катушки зеленых ниток — 10 коп.
Корзинку для рыб — 30 коп.
Итого:3 рубля 45 коп
1888 год
1 января 1888 года
Мамаша было хотела оставить меня у бабушки, чтобы я привез на другой день стол, но я отказался. Около 10 часов мы ушли от бабушки и на 2-х извозчиках приехали домой. Сегодня я встал поздно, часов до 2-х делал греческий, часа полтора делал гору, потом снова учился, и теперь пишу дневник.
В 1887 году весь июнь стояла такая дрянная погода, что днем не было никакой возможности гулять, так как весь день шел дождь, только к вечеру небо прояснялось и показывалось солнце. Поэтому мы спешили провести это время как можно лучше. А для нас не было удовольствия лучше рыбной ловли, и поэтому мы ловили рыбу каждый день. Я опишу один из таких вечеров, именно вечер 11 июня. Часа в 4 я бросил сочинения Тургенева, которые читал от нечего делать, взял удочки, заранее накопанных червей, хлеба для плотвы, лейку и в сопровождении Топа отправился на Учу. Перешедши через мост, я прошел немного вдоль по течению реки и расположился с двумя большими удочками для больших рыб и с одной маленькой для плотвы между кустами ольхи, которые покрывали весь левый берег Учи. Маленькую удочку я насадил хлебом, и у меня на ней поминутно клевало, только очень тихо. Все-таки я через несколько времени вытащил 2 плотвы, одну порядочную, другую маленькую. Около меня ловили Серенька с Андрюнькой, но они скоро ушли на плот, оставивши мне одну из своих удочек.
А между тем солнце опускалось все ниже и уже стояло как раз над нашей дачей. С этого времени, как я замечал, всегда начинался клев рыбы. Я вытащил еще 3 плотвы. Только что я стал настраивать хлеб после последней плотвы, как на большой удочке у меня взяло, и я вытащил порядочного окуня. Я стал вынимать крючок, но, видно, поспешил и переломил его.
Солнце опустилось еще ниже, ветер почти совсем стих, и на воде можно было различить малейшее движение поплавка. Положивши своего окуня в лейку, я стал спускаться к удочкам. Вдруг я увидел, что поплавок на вверенной мне удочке погрузился весь в воду и поехал под водою. Я бросился к удилищу и потащил. Удилище согнулось в дугу! Потом рыба повернула в сторону, и я, подведши ее к берегу, перекинул через кусты. Теперь я увидел, что за рыба взяла у меня. Огромный окунь, какого не только никто из нас не лавливал, но и не видывал — более четверти аршина длины, толстый, тяжелый! Все ему удивлялись. Я так обрадовался ему, что долго не мог оторваться, любуясь на него. Не знаю, что может быть красивее большого окуня! Красные плавники вместе с темными, точно бархатными полосами представляют собой очень красивое сочетание. Кроме того, самая форма тела окуня очень красива, не то что у ерша или подлещика. Налюбовавшись окунем, я снова закинул удочки, но уже ничего не поймал, скорее всего, от радости, так как у других рыба клевала очень хорошо. Руфа поймал огромного подлещика, Серенька 4 средних подлещика и одного окуня. Андрюнька одного маленького подлещика и ерша.
А солнце совсем уже опустилось и зашло. На месте его появилась заря, которая, разгораясь, вскоре охватила полнеба. Верхушки ольхи и изб приняли красноватый оттенок, а река все темнела и темнела, так что уже поплавка уже было не видно. Ветер уже совсем стих. От реки, извиваясь как дым, начал подниматься туман и окутал всю реку точно большой пеленой. На небе показалась одна звездочка, потом другая, и скоро все небо заискрилось миллионами звезд. Между ними величественно выделялась луна, светя нам и другим рыбакам. Но долее нам не позволено быть на реке. Мы собрали свои удочки и отправились домой в самом хорошем расположении духа. Улов наш действительно был отличный, и теперь я с удовольствием вспоминаю этот вечер и, вероятно, никогда его не забуду, так как я поймал в этот вечер первую большую настоящую рыбу. 2 января 1888 года. Р. Смирнов. <…>
До 24 января
Дурных баллов за нынешнюю неделю нет. 3 — по греческому за ответ, 4 — за греческую extemporale, 4 — за латинский перевод по Вергилию. Говорят, что в понедельник будет большой мороз — около 50 градусов. Третьего дня была оттепель, и мы с Андрюшкой сделали крепость, так как снег был мокрый, плотный и липкий. Я изучаю карту звездного неба. Вчера я встретил в «Русских ведомостях» две песни, которые поют Мазиловцы. Я ведь в Мазилове жил 4 года.
Песня про Чуркина
Среди лесов дремучих Разбойнички идут. В своих руках могучих Товарища несут. Носилки не простые — Из ружьев сложены, А поперек стальные Мечи положены. На них лежал сраженный Сам Чуркин молодой. Он весь окровавленный, С разбитой головой. Струится кровь из раны По буйным по вискам. Одна струя быстрее Течет по волосам. Ремни его кальчужны Изрублены висят, Ножи и пистолеты За поясом торчат. Мы шли, остановились, Сказали: «Братцы, стой! ДавайтеПесня про Ивана Сусанина
«Сусанин, Сусанин, куда нас ведешь?» «Туда, куда надо!» — Сусанин сказал. «Куда нас ведешь ты, не видно ни зги! — Сусанину с сердцем вскричали враги,— Веди нас скорее, дадим за труды, А то ведь недолго у нас до беды! Мы вязнем и тонем в сугробищах снега, Знать, нам не добраться с тобой до ночлега. Ну, долго ли биться нам с этой метелью? Вон что-то чернеет в долине за елью». «Деревня, сарматы! — в ответ мужичок,— Вон гумна, заборы, вот речка, мосток. За этой за речкой избушечка ветха Во всякое время для гостя согрета. Взойдите, не бойтесь». «Ну, то-то ж, москаль, Какая же, братцы, чертовская даль!» «Зипун мой хоть выжми, нет нитки сухой», — Взойдя, проворчал тут сармат молодой. «Вина нам, хозяйка! Измокли, озябли, И дай нам приняться за вострые сабли. Тут чистая скатерть на стол постлана, Поставлено пиво и кружка вина, И русская каша, и щи пред гостями, И хлеб перед каждым большими ломтями. Окончивши ужин, легли на покой, Один был на страже Сусанин седой. Молился он Богу пред святой иконой, Царю Михаилу святой обороны. Тут кто-то подъехал к избушке верхом, Сусанин крестился, сам к двери тайком. «Куда ж ты, радетель, и я за тобой, Куда ж ты уходишь ночною порой? Убьют тебя ляхи, что ж будет со мной? И с матерью нашей и с юной сестрой?» И чуть на востоке зардела заря, Проснулись сарматы, злодеи царя. «Сусанин, Сусанин, что молишься Богу? Веди и тори нам скорее дорогу!» Ничто не шелохнет, ни дуб, ни береза, А снег под ногами хрустит от мороза. Заводит Сусанин в дремучий их лес. Подводит Сусанин к сухому их пню: «Ступайте, сарматы, а я не пойду! Убейте, зарежьте, тут моя могила. Но знайте, что спас я царя Михаила!»Я продолжаю учиться играть на рояли. Теперь руки у меня достаточно развиты. Третьего дни мы с Серенькой вспомнили еще одну песню. Эту приблизительно лет 10 назад, еще при папе, пел «цыпленок» — это один мальчик, кажется ученик сапожника. Он нам пел много песен. За это папаша давал ему то шапку, то куртку, то книгу, например книгу «Царь с царицею простился, в путь-дорогу снарядился».
Вот эта песня:
На Пречистинке направо, Там стоит огромный дом, Там стоит огромный дом, Вкруг оградой обнесен. Три сибирские коморки Там несчастные сидят, Там несчастные сидят, Все в окошечко глядят. Видно, видно в то окошко. Вон в столовую несут Щи из белыя капусты Капуста ровно белый снег. Щи из белыя капусты, Капуста ровно белый снег, А по ней-то по порядку, Плывет стадо червяков. Арестант ведь не собака, Он такой же человек, Бросил ложку во щи с сердцем, Сам заплакал и пошел.Эту песню я слышал 10 лет тому назад и поэтому не всю ее помню. Да и это помню, может быть, не точно. Когда придет к нам Евгения, я спрошу у ней: она, наверное, помнит. <…>
21-го числа я видел Императора в первый раз. Еще вчера на первом уроке было благодарственное молебствие за чудесное избавление императорского семейства от гибели во время схода поезда с рельс. Нынче, когда на первом уроке мы с Брюхановым стали переводить места из Геродота, пришел Алексей Николаевич и сказал нам, что вся гимназия пойдет встречать Императора в Кремль, что все могут идти домой, оправиться и к 10 часам быть в гимназии. Мы обрадовались и пошли домой. У меня и у Андрюньки не было гербов на шапке, и поэтому, как только я пришел, хотел отправиться за ними, но мамаша велела идти Сереньке, потому что у него легче пальто. К нам пришли дяденька и Витенька. Мы закусили маленько, дождались Сереньки и отправились в гимназию, а оттуда (после того, как инспектор прочел нам речь о необходимости идти попарно, доказывая это тем, что усачи и бородачи ходят попарно из технического училища) в Кремль. Мы встретились за веревкой перед самой дорогой, покрытой красным сукном, по которой должен был пройти Император. За канатом стоял народ. Нам пришлось постоять часика два на холоду, что даже Александр Николаевич, а за ним и Шульбах с инспектором стали прыгать. Мы видели архиереев, митрополита. Наконец, приехал и Государь. Как мы здорово кричали «ура!». Я хорошо довольно разглядел его и Наследника. Потом мы ушли домой.