Дедушка и внучка
Шрифт:
— Твоя мамочка нездорова, Дороти, — вымолвил он наконец.
— Нездорова, папа. Но ведь доктор скоро вылечит ее, правда, папа?
— Не знаю, — мрачно отвечал Сезиджер. — Кажется, этот врач не может нам помочь. Нужно посоветоваться с кем-нибудь еще.
— Давай посоветуемся с Иисусом Христом, — спокойно предложила Дороти.
— Да, ты права. Я думаю, мы обратимся к Нему.
— Хочешь, я позову Его и попрошу прийти сейчас же? — спросила девочка.
— Когда Он придет, Он, конечно, вылечит твою маму… — Сезиджер помедлил. — Но погоди, не проси Его прийти
— Ну да, папочка, она моя кормилица и нянюшка. Я хочу сказать, что она была моей кормилицей.
— Видишь вот это письмо? — спросил Сезиджер, вынимая из кармана конверт. — Если Иисус Христос вылечит твою маму, и она совсем, навсегда выздоровеет, пошли письмо Бидди Мак-Кен. Я напишу еще одно письмо для нее.
— Но разве ты сам не можешь послать его, папа?
— Нет, нужно сделать именно так, как я велю. Ты очень умненькая девочка, и я полагаюсь на тебя.
— Хорошо, папа. Я стараюсь не быть глупой.
— Ты умница, и пообещай мне, что всегда будешь стараться быть счастливой!
— О да, папа. Буду стараться.
— Люди грустные, люди несчастные — ни к чему, — сказал ее отец.
— Так почему же ты несчастный, папа?
— Нет-нет, я не несчастен, — проговорил он, стараясь улыбнуться. — Скоро мне будет совсем хорошо. Дороти, ты всегда будешь вспоминать обо мне с большой любовью? Правда?
— Ну, конечно, папочка. Но почему ты говоришь это? Разве ты не будешь со мной? Разве ты не будешь держать меня на руках?
— Я должен уехать, но, может быть, ненадолго. Слушай, слушай же…
— Папочка, я не хочу, чтобы ты уезжал!
— Я должен уехать.
— Ты скоро вернешься?
— Не знаю, может быть.
— Ты должен быть здесь, пока мама так больна, — серьезно и рассудительно сказала Дороти.
— О, — Сезиджер изо всех сил сдерживал слезы, — за твоей мамой присмотрит Иисус Христос.
— Конечно, я на минутку забыла об этом. Когда я думаю о Нем, все хорошо.
— Почти все хорошо, Дороти.
— Попросить Его присмотреть также и за тобой, папочка?
— Попроси, маленькая; это будет кстати. А сейчас помолчи немного, мне нужно написать второе письмо.
Сезиджер подошел к столу, сел, быстро набросал несколько слов и поставил на конверте адрес: «Нью-Йорк; миссис Бриджит Мак-Кен, 117-я улица, дом 10».
— Как только наш добрый доктор Иисус Христос совсем вылечит твою маму, отправь это письмо к миссис Мак-Кен, — повторил Роджер. — Ты сама должна опустить его в почтовый ящик и ждать ее в этом доме. Может быть, она приедет скоро, может быть, нет. Когда ты увидишь ее, отдай ей другое письмо, а до тех пор носи его вот здесь.
Он приколол конверт к подолу платья девочки французской булавкой.
— Ни на минуту не оставляй его, — продолжал он, — пока не увидишься с миссис Мак-Кен. Ночью клади его под подушку, днем прикалывай к платью. Пообещай мне!
— Обещаю, — Дороти пристально смотрела на отца своими блестящими черными глазами.
— Так хорошо. Так и должно быть. А теперь я вынужден уехать. Кажется, я все сказал.
— Но ведь ты не болен, папочка.
— Мое сердце больно, — ответил он.
— Твое сердце? — спросила Дороти.
— Да, ему очень плохо, в нем черным-черно. Скажи Иисусу, чтобы он дал твоему папе чистое сердце, здравый ум и здоровую душу.
— Я не могу запомнить так много длинных слов, — сказала Дороти.
— Ну, все равно. Говори, что вздумаешь, только попроси Его помочь твоему папе. Те, кому Он действительно помогает, попадают на небо.
— Ах, как бы мне хотелось самой оказаться на небе, — вздохнула Дороти. — Бидди Мак-Кен рассказывала мне о рае. Похоже, это очень красивый сад.
— Да, говорят, там нет ни печали, ни болезней, ни того, что хуже всего на свете, — греха. Ну, до свидания, моя радость, моя дорогая. До свидания. Не забудь попросить Иисуса Христа дать твоему папе чистое сердце. Ну, прощай, моя девочка.
Роджер прижал дочь к своей груди, горячо поцеловал и ушел. Несколько минут Дороти не могла сдвинуться с места от ошеломления. Ей было тревожно и тоскливо, она не вполне понимала, почему отец опять уехал. Девочка часто слышала от него слова прощания, даже в благополучные времена, когда он бывал веселым и добрым. Но в этот раз ей чудилась какая-то беда.
Потом, по своему обыкновению, Дороти постаралась повторить про себя все, что отец поручил ей: «Одно письмо следует носить на себе или держать под подушкой, другое — отправить к моей нянюшке, Бидди Мак-Кен, когда Иисус Христос вылечит маму. А сейчас мне нужно постараться призвать лучшего из докторов и попросить Его, чтобы мамочка поправилась».
В это время жильем для мистера и миссис Сезиджер служили две комнаты в бедном домике на уединенной ферме, поскольку семья сильно нуждалась. Хозяевам-фермерам и их поденщикам не было дела до трудностей Сезиджеров. Миссис Сезиджер лечил самый дешевый и несведущий врач в округе.
Дороти вошла в комнату матери, взобралась на ее постель и стала смотреть на нее. Больная крепко спала. Она была очень красива, с тонким выразительным лицом, и во время сна казалась такой прелестной, такой молодой, что походила на юную девушку. Темно-серые глаза были закрыты, и густые тени от ресниц лежали на бледных исхудалых щеках. Дороти почти не слышала ее дыхания. Когда девочка видела мать в прошлый раз, больная дышала хрипло, с трудом, теперь же ее дыхание было нежно и незаметно.
Наступил вечер. Дороти была очень утомлена, но прежде чем лечь спать, ей необходимо было исполнить одно важное дело. Всегда, когда отец уезжал, она спала рядом с матерью. Возле кровати стоял маленький столик. В сумерках виднелась склянка с лекарством, чашка молока и два или три сухарика на простой тарелке. Мысль о том, что они с мамочкой смогут всю ночь пробыть вместе одни и никто им не помешает, приносила девочке тихое удовлетворение. Она закрыла дверь на задвижку, опустилась на колени рядом с постелью больной и очень серьезно произнесла: