Дефектный экземпляр
Шрифт:
– Скоро ужин?
Не сказав ни слова, она уходит в дом.
Мне приходится ждать, пока она помоет посуду, оставшуюся после обеда. Успеваю выпить целую чашку чая, прежде чем Ева берётся за готовку. Она не включает музыку, не болтает, не напевает себе под нос.
– Что-то ты слишком кислая.
– Я два часа разговаривала с девушкой, у которой умерла кошка, – жена
– Я вообще-то работал.
– Ну да, – она берётся за нож, начинает резать овощи для салата.
– И мы договорились, что ты их успокаиваешь. Помнишь? – Тянусь за кусочком огурца. – Эта девушка с кошкой не так уж…
– Её зовут Света, – Ева отбрасывает гнилой помидор в сторону, он шлёпается на дно раковины. – А кошку – Маки. Это «Надежда» на японском.
Хотел бы я знать, что на это ответить. Ева продолжает сама:
– Я устала. Это сложнее, чем кажется.
– Да ну?
Она будто не слушает.
– Я больше так не могу. Знаешь, как им больно? А каково это – выслушивать чужую боль несколько раз за неделю?
– А что делать? Мне самому с ними болтать? Мы договорились: ты общаешься с клиентами, я…
– Может, я хочу другую договорённость? – Она резко отодвигает доску, бросает в воду макароны. – Я тоже могу работать.
– Ну да, приносить зарплату библиотекарши, – не могу сдержать улыбки. – Позволь напомнить, я целый дом купил на доходы от своего бизнеса.
– Вот именно! – Ева поворачивается ко мне. Вода, за которой никто не следит, выплёскивается на плиту. – Ты купил, твоего бизнеса. Я целыми днями работаю тут, я всегда рядом, когда приезжают клиенты, но всё – твоё.
Не знаю, как ответить на эти претензии. Пытаюсь воззвать к Евиному разуму:
– Включи мозги. Ты никогда не будешь зарабатывать как я. У нас дого…
– В жопу твой договор! – кричит она. – Да один звонок, и тебя арестуют.
Никогда, никогда она не говорила ничего подобного. Глаза застилает свет, в ушах раздаётся жужжание, как от работающего инкубатора, а рука сама летит к её лицу.
– Не смей! – Увернувшись от оплеухи, Ева выставляет руку с ножом. Тычет в меня лезвием!
Как ей вообще такое пришло в голову?
Я просто пытаюсь вырвать нож, обезопасить себя, защититься. Еве нужно разжать пальцы и отступить. Разжать и отступить.
Зачем
Гул в ушах утихает. Я снова слышу бульканье воды. Макароны, наверное, разварились. Салат на разделочной доске почти готов, нужно ещё перец порезать.
Но нож весь в крови.
Смотрю на лезвие в своей руке. Алые капли стекают по стали, помыть – и будто ничего не случилось.
От остального избавиться сложнее.
Ева лежит на полу, между столом и плитой. Голова закинута назад, глаза открыты. На лице та же гримаса злости, которая меня всегда раздражала.
Я не врач, как многие думают, но сразу понимаю – она мертва. Сколько ран у неё на груди, три или четыре? Кровь подбирается к тапочкам, залезаю на стул, поджимаю ноги. Ева смотрит в потолок. Вода кипит.
Ева мертва. Напала на меня и столкнулась с последствиями. Вот и всё.
Что бывает в таких случаях? Полиция, скорая – нужна ли скорая? Они обведут труп мелом, прямо здесь, на полу моей кухни. И арестуют меня. Да, меня. А если найдут оборудование в сарае…
В моей жизни случалась одна такая ночь. Тогда я сидел в университете, принимая самое важное решение в жизни. Мысли долго успокаивались, но в итоге всё стало кристально ясным.
Тогда мне нужны были деньги. Сейчас я борюсь за свободу.
Это намного проще.
Бросаю нож в раковину и наконец выключаю огонь под макаронами. Беру Еву под мышки, тащу к двери. Надо будет полы помыть. Жена бы, наверное, лучше справилась.
На улице я могу выдохнуть. Соседи спят, ни шума машин, ни голосов. По траве тело тащить тяжелее; спотыкаюсь, чуть не падаю. Ева безучастно смотрит в небо.
Тяну её к сараю, заталкиваю в люк инкубатора. Жена едва помещается в чашу, она всё же не рассчитана на такие большие экземпляры. Клонирование животных уже считалось смелым поступком, а человек… Но, если я хочу спастись, надо сделать следующий шаг.
Смотрю в сияющее окошко. Как много времени займёт анализ человеческого мозга: десять минут, полчаса? Прихожу в себя, когда компьютер пищит – всё готово. Я справился.
Забираю труп и запускаю инкубатор. Кровь на руках неприятно засохла, но я снова тащу Еву. На этот раз – в её любимый уголок сада.
Конец ознакомительного фрагмента.