Дефицит
Шрифт:
— Друзья, минуту внимания, все сюда! — Валерий Петрович все еще не терял надежды выровнять крен. — Скажите, чем отличается старая интеллигенция от новой? Не хотите подумать?
— Не хотим, — решила за всех Инна.
— Тогда я скажу тост! — Валерий Петрович чуть не с ногами вылез на стол. — В сорок лет женщина расцветает, гляньте на нашу Аллочку Павловну…
«Неужели Малышев и вправду подрался с дворником?» Лицо ее горело, пусть думают — от комплиментов.
— У нее замечательные дети, — продолжал Валерий Петрович. — В нашем замечательном городе есть улица Родионова, по ней мы ходим и ездим. У Аллы Павловны было прошлое…
— Аллочка,
— … есть настоящее и будет будущее!
— Хватит, Валера, мозги компостировать, — прервала мужа Инна, красная от вина. — Мы должны ей найти хорошего мужика. Остальное все прах и тлен.
…Он мог бы ей сейчас позвонить. Ну чего ему стоит поднять трубку и набрать номер? Подарок был бы для нее самый что ни на есть щедрый. Почему бы ему не прийти сюда в такой важный для нее день? Бабий век действительно сорок лет. Пришел бы, поздравил с окончанием века… Разговор за столом был бы совсем другим от его присутствия, это точно. Он не позволил бы им такой пошлый, уличный уровень перепалки. Но он не знает про круглую дату.
Пусть не знает, но позвонить бы мог. Сердце ему должно подсказать, оно у него чуткое — раненое. Пусть сейчас, сию минуту подскажет… Или лучше потом, когда все уйдут, и ей станет особенно грустно.
Сакен с Вадимом, похоже, выдохлись или поняли, что не интересны, и всем стало как будто легче дышать. Галина завела разговор о сыроедении и голодании, рассказала, как слушала в Москве знаменитую «сыроежку», которая ходит на встречи со свитой приверженцев, все они болели самыми ужасными болезнями, а теперь как огурчики. Самой сыроежке семьдесят, но выглядит она моложе нас.
— Если бы она ела свеклу вареную, а не жрала бы сырую, то выглядела бы еще моложе, — допустил Вадим, и Сакен его поддержал:
— Свеклу пусть свиньи едят. У меня в клинике две группы выздоравливающих. Одна каждый день пьет кумыс, а другая отказалась пить и составила контрольную группу. Результаты превосходные, на кумысе раны заживают гораздо быстрее, кровь восстанавливается, аппетит улучшается, растет вес.
— Ты бы не открывал Америку, Сакен, кумысом до нашей эры лечились, ты бы лучше добился, как главный хирург, чтобы все больницы снабжались кумысом.
— А где я тебе лошадей возьму?
Галина перешла с сыроедения на экстрасенсов и насела на Ваню — что думают психотерапевты? Почему высказываются в печати все, кому не лень, математики, философы, журналисты, звездочеты, а специалисты как в рот воды набрали?
— Я верю, — с вызовом сказал Ваня.
— Он верит! — воскликнул Вадим. — А где твоя материалистическая, не побоюсь этого слова, наука?
— Вера моя основана на знании, — Ваня несколько высокомерно улыбнулся. — Есть люди, наделенные огромной психической энергией, возьмите Гришку Распутина, или известных в прошлом колдунов и шаманов. Они лечили!
— Когда-то мы отвергли теорию относительности.
— Когда-то и гипноз отвергали и притом весьма умные люди, а теперь без него не обходимся, хотя материалистического объяснения, к сведению Вадима, этому явлению нет. И владеют им по-разному, у одних получается больше, у других меньше. Как и пациенты по-разному реагируют на гипноз.
— То, что они снимают боль наложением рук, — бесспорно. Но шарлатанов тьма. Надо клеймить.
— Не очень-то сейчас заклеймишь. Читатель наловчился из минуса делать плюс. Разругают кино в газете, на другой день полный кассовый сбор.
— Запретить
— Но ведь научный эксперимент отрицает всю эту муть, сколько раз «Литературка» писала!
— Целебные прикасания неповторимы и невоспроизводимы. На них тратятся все силы психики, поэтому сеанс невозможен в эксперименте, все равно, что стрельба в воздух. Попробуйте повторить в эксперименте любовь.
— Любовь не научное понятие, это поэзия.
— Гипноз тоже поэзия, воздействие словом, волей, симпатией, силой своей животной.
— Любовь можно онаучить, лабораторию подключить к партнерам, датчики присандалить на все места и — фиксируй, есть между ними любовь или нет ее. По уровню адреналина, по вегето-сосуднстым реакциям, по зрачкам и прочее, все показатели сыграют, будьте уверены.
«Я его спрошу завтра, как он относится к гипнозу. Однако, что там за чушь с дворником, почему он ни слова ей не сказал? Если и было что, так Сакен раздул из мухи слона. Надо позвонить завтра и все выяснить…
Алла подсела к Макен, беспокоясь, что им с Бахтияром скучно в малознакомой компании. Участия в разговоре они не принимали, не могли попасть в тон и, если Макен выпила коньячку и сияла, то Бахтияр — только минеральную с пепси-колой и внимал болтовне по-трезвому внимательно, вежливо вертя головой от одного оратора к другому. Они здесь самые молодые, им еще нет тридцати, хотя уже трое детей и все мальчики — шести, семи и десяти лет, плавать они начали раньше, чем ходить. Квартира у Макен из двух комнат, в одной она с мужем, а в другой сыновья на трехэтажной кровати с лесенкой, причем вся комната оборудована как спортивный зал — канаты, шведская стенка, кольца, перекладина, Бахтияр все сам сделал. К ним уже экскурсии ходят опыт перенимать. Алла с Аленой тоже у них были и тоже восхищались, но вместе с тем Алле показалось, что они слишком много взяли на свои плечи и на детей взвалили тоже немало, смогут ли выдержать? Как бы потом не было разочарования, спада, — но так она думала от своих уже сорока лет…
— Старая интеллигенция страдала оттого, что живет лучше народа, а новая страдает оттого, что живет хуже.
— Махровый жулик, растратчик, спекулянт, а жил по гостиницам в лучших номерах.
— Сиротинин его выручает, нанял адвоката Зундиловича, не простого, а золотого. Ходит по судам и прокурорам со своей Настенькой, чтобы ему поменьше дали.
— На халяву ему дали бы лет семь-восемь, а под надзором профессора отвалят все пятнадцать.
— А у жены несчастной инсульт, рот перекосило.
— «Реве-ела бу-уря, гром шуме-ел…»
— Опять же Малышев это дело распутал.
— А ректорат представил его к ордену в честь семидесятилетия. Теперь получит.
Алле стало жалко Сиротинина. Прав был Малышев, говоря о его беззащитности. А может быть, Настенька для него опора в любом случае, даже в таком?..
— Реве-ела бу-уря, гром шуме-е-ел…
— Шумел камыш, в конце-то концов, а гром гремел!
— «Мариям Жагор орыс кызы-ы», — запел Сакен известную «Дударай», о том как русская девушка Мария, дочь Егора, полюбила казаха Дудара и сложила о своей любви песню. Вадим подхватил припев — «Дударари-дудым» — пели они, как в степи, не щадя ни своего горла, ни чужих ушей, довольно сносно исполнили, им даже похлопали, затем Вадим предоставил последнее слово виновнице торжества, — за что она хотела бы выпить?